Бастард четвёртого мира. Том 1. Случайный авантюрист. Роман Владимирович Зацепин
восходом солнца, точно строгий и жадный до порядка надсмотрщик, Тамиор вкладывал мне в ладони мечи и заставлял упражняться с тяжелой сталью до изнеможения.
– Руки вспомнят, – приговаривал бородач и вновь обрушивался градом сокрушительных атак, истово бранясь из-за каждого неверно выставленного блока или ухода не в ту сторону.
Он учил меня всему: как стоять, когда нападать, куда сместить вес и прочее-прочее. И вскоре усердные тренировки стали приносить плоды. Спустя несколько месяцев я уже неплохо управлялся с оружием так, будто с малых лет постигал военное ремесло, хотя, признаться, молчаливое общество книг вселяло в меня куда больше вдохновения, чем лязг заточенного металла.
Вечера напролет, сгорбившись у подножья неприбранной кровати и вооружившись сиянием ночника, я с жадностью вгрызался в пожелтевшие страницы хроник, рассказывающих о событиях как светлых, так и темных вех. Короткие кровопролитные стычки диких племен и тысячелетние распри разумных народов; восход и падение империй; моря и материки, исполосованные границами господствующих городов-государств; давно утерянные и процветающие доселе обычаи – целые эпохи проносились перед глазами. Правдами и неправдами я выудил у местных торговцев и прочел от корки до корки каждый фолиант, всякий клочок пергамента, содержащий хотя бы толику сведений об истории Тилрадана. И чем больше я узнавал, тем жарче влюблялся это место.
Впервые за долгие годы я чувствовал себя по-настоящему живым. Снова и снова удивляясь неподдельным краскам окружающих пейзажей, я дышал вольным воздухом, с готовностью впитывая присутствие той волшебной силы, что давным-давно оставила мою прежнюю бытность. Силы, излучающей равновесие и гармонию. Силы, способной дать смысл каждому новому дню.
Довольно поднаторев в разумении прошлых и нынешних веков, я обнаружил, что меня страстно увлекает любое проявление нового, многогранного, зачастую строптивого мира. Традиции, культура, даже законы, от строгости которых у неискушенного исследователя непременно перехватило бы дух, излучали справедливость и предельную прямоту. Я отнюдь не страдал простодушием и, разумеется, допускал, что одни и те же правила вполне могут трактоваться по-разному, в зависимости от того, кто стоит перед судом, богатый лорд или бездомный бродяга. Однако, насколько мне было известно, любой кодекс имел потайные ходы и крысиные норы. А устои человеческих земель хотя бы обладали смелостью отвечать добром на добро и не скупились платить разношерстным негодяям той же монетой. Я же принимал их все, не кривя душой и не страшась будущего.
Порой, не на шутку размечтавшись, я очертя голову бросался в пучину воображения и до утра фантазировал, как, заручившись поддержкой верного белобородого друга, вершу правосудие во главе воинов столичных гвардий; или же, избрав удел пилигрима, странствую по засушливым пустыням – вотчине мудрецов расы тахара, что всем своим видом напоминают ожившие глиняные статуи; брожу по Поющим лесам Виридиса –