Другая страна. Джеймс Болдуин
которого Вивальдо боготворил, ведь тот первый заговорил с ним о важных вещах, первый, кто принял его всерьез.
– Я очень рад, – проговорил Вивальдо, – честное слово, очень рад, что ты свалил с себя этот чертов груз и что роман удалось удачно пристроить. Верю, что ты разбогатеешь.
А Руфус вспомнил дни и ночи, когда он работал на подиуме и к нему подходили люди, благодарили его и предсказывали ему блестящее будущее. Тогда они только раздражали его. Зато сейчас он мечтал оказаться на месте себя прежнего и чтобы кто-нибудь смотрел на него так, как Вивальдо – на Ричарда. На лице Вивальдо любовь и признательность боролись с сомнением. Он был искренне рад успеху Ричарда, хотя и предпочел бы сам оказаться на его месте, и в то же время задавался вопросом, какого порядка этот успех. Похожее выражение Руфус видел и в устремленных на него тогда взглядах гостей клуба. Им хотелось знать, откуда проистекает сила, приводящая их в такое восхищение. В глубине души они изумлялись и задавали себе вопрос, не убивает ли он себя.
Вивальдо отвел глаза, уставился в рюмку и закурил сигарету. Ричард вдруг как-то сник и выглядел очень усталым.
В зал влетела высокая, прекрасно одетая, очень хорошенькая девушка, по виду манекенщица, она огляделась, всматриваясь в лица за их столиком. Потом повернулась, чтобы уйти.
– Вы не меня случаем ищете? – выкрикнул Вивальдо.
Девушка со смехом взглянула на него.
– Вам повезло! Не вас!
У нее был приятный смех, а в голосе слышался легкий южный акцент. Руфус смотрел, как она, грациозно поднявшись по ступенькам, исчезла в переполненном баре.
– Не упусти свой шанс, старина, – сказал Руфус. – Беги, догоняй ее.
– Нет уж, – улыбнулся Вивальдо. – Одному спокойнее. – Он взглянул на дверь, за которой исчезла девушка. – Красавица, правда? – сказал он, обращаясь одновременно и к себе, и ко всем присутствующим. Он снова бросил взгляд на дверь, заерзал на стуле, а потом решительно опрокинул в рот остатки спиртного.
У Руфуса вертелось на языке: не отказывайся от нее ради меня, – но он промолчал. Он остро ощущал свою черноту, чувствовал себя грязным и глупым. Ему хотелось оказаться сейчас на краю света, а лучше всего – умереть. Мысли о Леоне не уходили, они терзали его, накатывая и отступая, как зубная боль или ноющая рана.
Кэсс пересела ближе к нему. Она не отрывала от него глаз, и сочувствие, которое Руфус видел в ее взгляде, испугало его. Какие воспоминания, какой горький опыт питали это сочувствие? Такой взгляд мог быть у нее только в том случае, если она испытала то, что в его представлении не могла знать женщина, подобная Кэсс.
– Как Леона? – спросила Кэсс. – Где она сейчас? – Задавая вопрос, она пристально смотрела на него.
Руфусу не хотелось отвечать. Не было сил говорить о Леоне, но ни о чем другом он говорить тоже не мог. На мгновение его затопила волна ненависти к Кэсс.
– Сейчас она дома, где-то на Юге. За ней приехали родные и забрали ее из Бельвью. Я даже не знаю, как называется местечко, где она живет.
Кэсс