Бездна. Сборник новелл. Жанна Агасян
на бабушкину широкую, с металлическими узорами по всему периметру ложа, кровать. Позднее, на этой самой кровати, я с замиранием сердца слушала восточные сказки, которые каждый раз, интерпретируя по-своему, Бабушка рассказывала мне перед сном. Она была первым человеком на Земле, кто привел меня, пятилетнюю девочку в христианский Храм. И мы не пропускали с ней ни одну воскресную Литургию.
В нашей многодетной семье было восемь человек детей: девочек и мальчиков – поровну. Позднее, жизнь поделила их еще раз ровно пополам. А когда началась вторая мировая война, младшего сына из ремесленного училища направили в тыл – на московский авиационный завод, а двое старших сыновей записались добровольцами на фронт. О последующих событиях в их судьбе я узнала от своей мамы. Бабушка никогда не говорила о них. Лишь по ночам она громко разговаривала с сыновьями.
Старший сын приезжал домой в краткосрочный отпуск. Приехал неожиданно, всего на пару часов. Бабушку было не узнать: как только сын переступил порог отчего дома, она начала готовить вкусный обед. Вообще, так, как готовила моя Бабушка, не готовила больше ни одна женщина в мире. Позднее, когда я повзрослела, я вспоминала ее обеды. Сейчас я понимаю, что в понятие «вкусно» входило не только механическое приготовление того или иного блюда. Понятие это было значительно шире – оно вмещало бабушкину трепетную душу. Общеизвестно: каждое блюдо, особенно, если там замешано тесто, «запоминает» настроение человека, его отношение к окружающим, его состояние на момент приготовления и прочее… и прочее… Так вот, в бабушкиных блюдах постоянно присутствовала ее любовь.
В тот день, когда на пороге нашего дома появился мой старший дядя с войны, – рядовой танковой дивизии фронта, – Бабушка начала колдовать над его любимым блюдом под названием «долма». По всему дому распространился изумительный аромат. Сын шутил: «…мама, я уже сыт одним только запахом…» Она смотрела на него с тихой радостью и кивала в ответ.
В те далекие годы вместо газовых плит хозяйки пользовались керосинками, электроплитами, – конечно медленно, долго, но необыкновенно вкусно.
Но тут, неожиданно мой дядя заторопился.
– Сынок, ты куда засобирался, скоро сядем за стол, – заволновалась Бабушка.
– Мне пора. Уже время.
– Но долма, сынок!
Сын подошел к матери, обнял ее за плечи, повернул к себе: – Не успею, прости меня, родная, – виновато заглянул в ее заплаканные глаза, шепнул:
– Родина зовет, мама, – и быстро вышел из комнаты.
В наступившей тишине громко тикали настенные часы…
С тех пор нашего дядю никто никогда больше не видел, а моя милая, родная Бабушка до конца своих дней уже не готовила «долму». Она по ночам звала старших сыновей, не вернувшихся с фронта, твердо веря, что они живы. Ближе ко Дню Победы на рядового житомирской танковой дивизии прислали похоронку, которую родные долго скрывали от нашей Бабушки. А второй мой дядя – пропал без вести.