Старый Петербург. Михаил Иванович Пыляев
этом было мало людей, то император Павел, забыв свою нелюбовь к этому фавориту, первый подал ему стакан холодной воды и брызгал ему водою в лицо, чтоб привести скорее в чувство.
Вот как описывает свое дежурство в первую ночь после смерти императрицы фрейлина Е. В. Новосильцова: «Мы вошли в опочивальню покойной государыни. Она лежала в спальном платье на кровати; при ней тут находились доктор и священник, который читал Евангелие. Рука ее была протянута, я подошла, поцеловала, и как я ни была молода, но мне все пришло в голову, что вчера за какое счастье считали целовать эту руку сколько людей. В комнате было очень холодно; я, закутавшись, села в угол, поодаль, подруга моя скоро заснула, доктор вышел зачем-то, а священник подошел ко мне и сказал: “Сударыня, мне очень дурно, я выйду и пришлю другого”. Я ему предложила одеколону и хотела подать воды, но он мне опять сказал: “Нет, этого мне недостаточно, я чувствую, что упаду и только вам наделаю хлопот”. – “Ну, делайте как знаете”, – отвечала я ему, и он вышел.
Тут я осталась совершенно одна с телом императрицы в горнице полутемной, но я не боялась. Взглянув кругом себя, я увидела вдали какую-то картину, которая мне показалась замечательна; я подошла, чтоб ее рассмотреть поближе, оперлась на что-то, перед ней лежащее, – я и не могла сделать иначе. И вдруг из этой массы выскочила голова и закричала: “Что надобно?” Тут я увидала, что это был камергер N. N., который от холода завернулся в свою шубу. Я его успокоила и просила извинения, что потревожила его. Он опять завернулся в шубу, а я возвратилась на свое место и стала глядеть на императрицу, лежащую с покрытым лицом. Вдруг я увидела, что покрывало на груди ее стало подниматься как бы дыханием; это показалось мне страшным. Я глядела еще пристальнее, и движение стало еще заметнее. Я пошла прямо к постели, чтоб удостовериться в том, что мне виделось. Пока я стояла над нею, не зная, что мне делать и как в этом случае поступить, взошел доктор и спросил, что я делаю и зачем стою… Я ему показала вздымающуюся грудь покойницы и сказала тихо: “Ах, посмотрите; может быть, она жива, какая радость!” Он мне на это сказал: “Это – движение последней влаги!..”»
По рассказам современников, на улицах Петербурга происходили весьма трогательные сцены, точно каждый терял нежно любимую мать. Люди всех сословий пешком, в санях и в каретах, встречая своих знакомых, со слезами на глазах, выражали сокрушение о случившемся. Площадь перед дворцом была полна народом; в течение ночи выпал глубокий снег, к утру настала оттепель и заморосил дождь; войска шли ко дворцу в лучших нарядах и шляпах с дорогим плюмажем, увязая в глубоком снегу. На Литейной, на Марсовом поле и на других улицах, перед казармами, стояли аналои со священниками, перед которыми войска и приносили присягу. Утром 8 ноября, в 9 часов, столичная полиция уже успела обнародовать новые правила насчет формы одежды и езды в экипажах. Ряд строгих полицейских приказов предписывал носить пудру, косичку или гарбейтель, и запрещались: круглые шляпы, высокие