Дурная кровь. Даха Тараторина
сломает пару носов. Ну, может, пару-тройку носов. И пальцев. Очень уж он любит, как хрустят ломающиеся пальцы…
– А иначе… иначе… – Кое-кто из шайки с надеждой глянул в ту сторону, где за деревьями прятались Большие Храмовники.
«Эти драпанут первыми», – понял наёмник.
– Иначе… – Главарь оказался куда упрямее прочих. – Нас здеся девятеро, друже. А вас трое. Ясно, кто кого…
Верд усмехнулся. Шрам, берущий начало от левого глаза и заканчивающийся на подбородке, досадливо дёрнул хвостом, точно гадюка. Нет, их не трое. От Санни в бою больше помех, чем пользы, хотя и он знает, за какую сторону меча браться. Последнее, конечно, стало бы сюрпризом для селян, но вряд ли бы сильно помогло. А Талла… Нет, ей он даже на землю ступить не позволит.
– Ну-ну… – протянул охотник, перекидывая ногу через седло.
Колдунья без его поддержки сразу же закачалась, соскальзывая, так что Верду пришлось вложить повод ей в руку и посильнее прижать колени к конским бокам, раз уж до стремян не доставала.
– Вот так держи. И сиди ровно, – велел он. – Сколько вас, говорите? Девять? Ну, покажите, что умеете.
– Остановись, друг мой! – Прежде чем воин почувствовал, как скрипит снег под подошвами, Санни величественно поднял руку и громогласно потребовал: – Боги говорят, а я внемлю! Услышьте и вы глас Трёх людских благодетелей!
Эхо разносило его речь недалеко: через поле до раскидистых ёлок на кромке леса и обратно. Но и этого хватило, чтобы разбойники всполошились в поисках ещё как минимум трёх служителей, повторяющих проповедь первого.
Мужики приосанились, кое-кто машинально осенил себя знаком троебожия. Один бросил выдранную из забора доску и пал на колени, но тут же, одумавшись, поднялся, поспешно отряхиваясь.
– Я внемлю вам, боги! – Обе руки храмовника взметнулись к небу, а за ними и многочисленные взгляды.
– Внемлет? – шёпотом поинтересовалась Талла у Верда, снова устроившегося на конской спине.
– Внемлет, – насколько мог серьёзно подтвердил он, но всё ж таки пустил пару неблагоговейных смешков.
А Санторий, прочувствовав значимость момента, заливался если не соловьём, то как минимум мартовским котом:
– Давно ли чистые слёзы молитвы стекали по вашим щекам, безбожники?! Давно ли вы поминали Бога с Ключом не всуе, уронив на палец молоток, а в искренней благодарности за кров?! Помните: шварг всегда голоден, его чрево открыто для предложений… то есть для грешников, забывших, для чего посланы на эту землю!
Лица грешников изобразили усиленную работу мысли: во чрево к шваргу не хотелось никому, но и отпускать добычу с полными сумками провианта и денег – тоже. Как удачно объединить одно с другим, придумать не получалось.
– Жадность поглотила вас, слабовольные! Неразумные! Тщедушные!
– Кх-кх, – негромко остудил пыл служителя Верд, а то грабители уже начинали негодовать.
– Но разве это ваша вина? – поправился Санни. – Разве ваша вина в жажде