.
ловеласа. Ее гладкая, как яблочко, непоколебимая юная красота словно пальцем показывала на его тщетные попытки угнаться за молодостью. Особенно его выдавало умилительное выражение лица, оно делало его по-старчески добросердечным – таким взглядом смотрят на своих маленьких внучат, умиляясь их первому слову и первому шагу. В такие минуты мужественность его улетучивалась, черты лица таяли от наплывших чувств и весь облик его принимал растроганное выражение; казалось, еще чуть-чуть, и он заплачет. Тут невольно его пожалеешь и, однако, напрасно: очевидно, что сам он жалким себя не считает. Наоборот, он влюблен, прекрасно осознает это и намеревается прочувствовать свалившееся на него счастье каждой клеточкой души и тела.
В самом начале ужина, когда они вдвоем только вошли в ресторан, я спросил себя, не затеял ли он этот спектакль ради нее? Возможно, он отвел мне роль лучшего друга, знакомство с которым должно доказать ей твердость его намерений? Но я быстро отказался от этой мысли: Федя предупредил бы меня заранее или намекнул бы сейчас, а в его лице не было ни капли неправды. Он словно бы говорил: «Да, я теперь вот такой. Принимайте меня таким». Если он и хотел кому-то что-то доказать, то не ей, а мне – и в моем лице всем нам, его друзьям, – что у него с этой девушкой все серьезно.
Пока мы сидели, стемнело, и стало как будто прохладно. С террасы до нас донесся ночной ветерок.
– Ты у меня не мерзнешь? – обеспокоенно спросил Федя, коснувшись ее голых плеч. И вдруг нырнул под стол, как оказалось, чтобы расстегнуть ей босоножки, а она привычным движением повернулась на стуле и подняла обе ноги ему на колени. Он принялся растирать ей ступни. Я уже кое-как привык к их поминутным поцелуйчикам, но тут прямо опешил. Она же, ничуть не смущаясь, смотрела на меня вполоборота и улыбалась.
Я припомнил, что говорили мне друзья. Мол, Федя стал невыносим – с ума сходит по своей подружке, всюду таскает ее с собой и ведет себя точно подросток, а когда приходит без нее, то говорит только о ней. Теперь я начал их понимать. Все эти щенячьи нежности и правда были уж чересчур. Положа руку на сердце, в нашем возрасте подать пальто да при случае чмокнуть любимую в щеку – вот и все проявление чувств, на какое могут рассчитывать наши дамы на людях. Когда тебе за пятьдесят, лучшее доказательство любви – поступки и покупки. Никому из нас и в голову бы не пришло облобызать свою женщину прилюдно или сделать ей массаж. Федя как будто не находил в этом ничего странного. Он жмурился от удовольствия, а я чувствовал себя не в своей тарелке и благодарил бога, что всего этого не видит моя жена.
Теперь понятно, почему Федина возлюбленная вызвала такой переполох в наших кругах: мужчины опасались приводить жен в общество, где она появлялась в обнимку с ним, а жены, прознав о ней, и не думали отпускать мужей без своего бдительного сопровождения. Встреча с парочкой лицом к лицу гарантировала скандал, а затем – шквал пересудов. Злые языки прознали про нее все тайны, мол, звалась она никакой не Ангелиной, а Ленкой, и в школе ее обзывали