Сапер. Алексей Вязовский
вообще побоку.
Мою кровать поставили на краю, поближе к столу, за которым сидела медсестра. И тут, как обычно. Новенькие поближе, чтобы видны были – а ну, если клиент буйный? Дня через три-четыре, если без приключений, и подальше передвинут. Я улегся поудобнее, чтобы синяки не беспокоить, и спокойно уснул. Нечего здесь больше делать пока, надо отдыхать. А на ужин разбудят, никуда не денутся.
Врач вызвал на следующий день, сразу после завтрака. В кабинет завела санитарка, вышла, но дверь оставила приоткрытой. Понятное дело, чтобы успеть, если больной чего надумает. Доктор лет сорока с прицепом, но уже с сильно прореженной шевелюрой, худой как щепка и с такими усталыми глазами, что, наверное, впору было ему спички вставлять, чтобы веки не склеились. На столе только скатерка белая и папка с моей фамилией, простенькая чернильница и дешевенькое перо.
Врач открыл папку, сверху лежал лист бумаги, на который вчера записывали мои «украшения». Он его посмотрел, перевернул, почитал и с обратной стороны и, ничего не сказав, отложил в сторону.
– Что же, давайте знакомиться. – Посмотрев на обложку истории болезни, он продолжил: – Петр Григорьевич. Меня зовут Адам Соломонович, я ваш врач.
По-русски он говорил чисто, хоть и с сильным польским акцентом. Судя по возрасту, учиться начал при проклятом царизме, а потом, наверное, уже доучивался в Польше. А вот от советской власти, значит, бежать не стал, остался при своей больнице.
– Приятно познакомиться, – отвечаю. – Хотя и предпочел бы знакомство при других обстоятельствах.
Доктор пустую беседу поддерживать не стал, сразу приступил к делу. Пошли вопросы про то, кто я, откуда, где учился-крестился-женился. Я от своего года рождения просто двадцать лет отнял, а остальное так и осталось. Да и не старался я в подробности вдаваться. Тут есть фокус, которому меня научили еще тогда. Как надоест разговор, говори, что устал. Доктор так и запишет.
Синяки на лице сами за себя говорят: били человека, не отошел он еще.
Я так и сделал. Адам Соломонович не протестовал. Записал круглым, аккуратным, совсем не врачебным почерком, что подэкспертный разговор о биографии продолжить не смог, утомляем в беседе. Хоть и вверх ногами, а прочитать нетрудно. Я тебе, дорогой Адам, потом правду расскажу. Про Львов и про Бабий Яр. Или не расскажу. Посмотрим на твое поведение.
За обедом вертел ситуацию и так и эдак. Придумать себе правдоподобную биографию можно. Но в НКВД ее легко проверят – я сорокалетний ну никак не впишусь в свои старые анкетные данные. Под психа закосить тоже не получится. Это только кажется, что симулировать легко. На самом деле прокалываются на мелочах. Симулянты демонстрируют взаимоисключающие симптомы, проговариваются «подсадным уткам» – у врачей есть и своя «агентура» в палатах, а главное, очень трудно долго изображать психа день и ночь. Устаешь, теряешь концентрацию. На экспертизу, конечно, месяц дают, но кто же знает, может, у них тут отработан скоростной метод. А это значит, что Адам через недельку