Швед. Татьяна Михаль
за свою жизнь повидал достаточно много женских истерик, виртуозных, просто мастерских актёрских представлений и легко определяю, когда женщина лжёт, претворяется и её слёзы – фальшь, а когда действительно расстроена, напугана и несчастна.
Девчонка не претворялась.
Её тоненькое худое тельце дрожало от испуга.
В её глазах я увидел обречённость и покорность судьбе.
Дрожащими пальчиками с обломанными ногтями она смахнула слёзы, но они не прекращались.
И в этот миг я словно перенёсся на много лет назад – в тот день, что стал для меня судьбоносным.
В драке я был сильно ранен и брошен подыхать в переулке своей же бандой. Нож в живот – не та рана, с которой долго живут.
Меня спас один человек. И он круто изменил мою жизнь.
Мне было четырнадцать. Беспризорник. Сбежал из приюта, в котором я знал лишь боль и унижение. Нашёл «дом» среди уличных пацанов-бандитов и кто знает, как быстро окончился мой жизненный путь, если бы не Макар, ставший для меня другом, отцом, наставником и научивший всему, что я сейчас умею и знаю.
Благодаря ему я жив. Благодаря ему я окончил престижный университет и научился делать деньги. Благодаря ему я богат, успешен, имею весомое положение в обществе. И мне очень не хватает его. Два года как Макар отправился к праотцам. Увы, с раковой опухолью не смог справиться даже он – всегда сильный, умный и расчётливый.
Я считал и называл его отцом.
Он считал и называл меня сыном.
Моргнул, прогоняя нахлынувшие воспоминания. В этой дрожащей, плачущей и сдавшейся девчонке я увидел себя – пацана, который когда-то тоже попал в безнадёжную ситуацию и уже сдался.
– Не дёргайся, поняла? – проговорил охрипшим от навалившихся воспоминаний голосом.
Она закивала, глядя на меня затравленно и с неверием.
Да, я тоже, такому как я, не поверил бы.
Разжал пальцы, сделал шаг назад и спросил:
– Кто тебя подослал?
Девчонка расширила и без того свои большие глаза и замотала головой.
– Я не… Меня никто… не подсылал… – прошептала она. – Я просто… Я хотела найти… деньги…
Рукавом куртки утёрла нос, шмыгнула им и, опустив взгляд, бессвязно, сквозь всхлипы заговорила:
– Я давно не ела… И хотела… В горячий… душ… Новое… бельё… И чтобы не голодать… больше… никогда…
И снова я вижу и отчётливо понимаю – не лжёт. Правду говорит.
Она вскинула голову, но тут же зажмурила глаза, явно не желая смотреть на меня от чувства стыда.
– Садись в машину, – бросил сухо, хотя внутри зашевелилось позабытое странное чувство. Сочувствие? Жалость? Или быть может, просто кто-то сверху решил напомнить, что долги рано или поздно нужно возвращать?
Макар спас меня. Пришло время и мне спасти кого-то.
Почему-то эта мысль взбесила.
Проблем выше крыши, теперь ещё девчонка на хвосте. Но не бросать же её? Вижу, что загнана в угол и вряд ли у неё всё закончится