Записки русского интеллигента. Владимир Зёрнов
несчастная, непопулярная.
К пушкинскому юбилею состоялось и торжественное заседание Совета университета. Папа был в это время ректором. Заседание сделали открытым, с приглашением публики. Среди прочих пригласили генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича и его жену Елизавету Фёдоровну, сестру царицы. Затеял папа привести на заседание и Веру Александровну Нащокину – вдову Павла Воиновича Нащокина, приятеля Пушкина – как человека, который лично знал поэта. В письмах Пушкина к Нащокину имя Веры Александровны упоминается довольно часто.
Ей, по-видимому, было лет 85{152}. Она жила в семье своего сына в большой бедности. Оказалось, у неё нет даже приличного платья, чтобы присутствовать на заседании. Мама купила чёрной материи, шёлковую кружевную косынку и заказала старушечье платье. В день торжества Веру Александровну привезли к нам в квартиру, она оделась в новое платье, и мы все вместе отправились в Актовый зал университета. В молодости она была очень хорошенькой[3], теперь же – маленькой, совершенно седой худенькой старушонкой.
Когда в зале появился великий князь, папа представил Веру Александровну ему и великой княгине как жену друга поэта, которая сама лично знала Пушкина. Великий князь, помнится, не среагировал особенно на это представление, но Елизавета Фёдоровна, достаточно культурная женщина, очень любезно поздоровалась с Верой Александровной и на несколько ломаном русском языке сказала:
– Я думаю, что сегодняшнее торжество вызовет у вас грустные воспоминания о вашем погибшем друге.
Вера Александровна на удивление всем сделала глубокий реверанс и ответила:
– Конечно, воспоминания очень грустные, но счастье быть представленной Вашему Императорскому Высочеству вполне их искупает.
Все были удивлены такой тирадой. Как прочно сохранились привычки, привитые в молодости! Ведь ответ не был приготовлен заранее.
Папа открыл заседание небольшой речью, затем говорил профессор Кирпичников – ему был поручен основной доклад. Говорил он учёно и долго. Вера Александровна, конечно, устала и довольно громко сказала маме, сидевшей с ней рядом в первом ряду:
– Какой неделикатный, разве можно так долго говорить?! Вот Дмитрий Николаевич как хорошо сказал!
Если окружающие и слышали эту реплику, то, конечно, простили её друга Пушкина. Вера Александровна всё же благополучно досидела до конца заседания. Это был последний раз, что я видел Нащокину, но наша дружба с ней началась намного раньше, ещё с дубненских встреч. Дело в том, что она, доводясь родственницей А. М. Шнейдер{153} – нашей соседке, летом обычно жила в Ермолове, в одной версте от Дубны.
Вера Александровна, по слухам, была побочной дочерью Нащокина{154}, владельца чудесного имения на берегу Нары – Рая Семёновского, находившегося верстах в 10–12 от Дубны. В этом имении происходили действия, описанные впоследствии Маркевичем в романе «Четверть века
Неточность; в 1899 году В. А. Нащокиной было 88 лет (родилась в 1811 году).
Я знал её портрет, висевший в ермоловском доме и уничтоженный при его разграблении во время революции 1917 года. – Прим. В. Д. Зёрнова.
Мать А. М. Шнейдер – Анастасия Воиновна, в замужестве Окулова – приходилась П. В. Нащокину родной сестрой.
В. А. Нащокина и два её брата, Фёдор и Лев, получившие при рождении фамилию Нарских (по названию реки, на берегах которой находилось имение Рай-Семеновское), являлись внебрачными детьми троюродного дяди П. В. Нащокина – гофмаршала Александра Петровича Нащокина (1758–1838).