Проклятье Айвиэна. Артём Викторович Василенко
на своего оппонента-стражника. Шлем был сбит ловким ударом – именно его звон услышал Айвиэн. Оцепеневший мужчина не заметил – как и Изар минутой ранее – что за его спиной возник еще один соперник. Последовал еще один неумолимый глухой удар – и Айвиэн остался один против десятка противников.
Однако они не спешили набрасываться на него даже теперь, когда численное превосходство было даже слишком очевидным. Лишь звуки их шагов, все еще сжимавших кольцо, и блеск стали выдавали недвусмысленность намерений.
Айвиэн крепче сжал оружие. Он собирался во что бы то ни стало продать свою жизнь подороже. В ту же секунду последовала атака. Несколько воинов, в числе которых был и мужчина с кинжалами-зубами, атаковали молодого человека. Они делали это по очереди, словно проверяли его защиту на прочность. Одну за другой, вор отбивал атаки, не забывая при этом следить за своим тылом. Когда спина прижалась стене одного из зданий, стало немного проще. Но теперь проблемой стали постепенно тающие силы.
Спустя несколько минут, тянувшихся бесконечно долго, роковая оплошность все-таки настигла Айвиэна. Осознание того, что во время контратаки юноша оступился, пришло вместе с тупой болью в затылке. Мир перевернулся перед глазами. Тело словно исчезло, плавно оседая на каменную кладку площади. Тени, пропитанные страхом, застелили взор юноши за мгновение до того, как голова коснулась земли.
Некоторое время спустя. Вечер. День неизвестен
Тьма…
Единственное, что существовало вокруг – это начисто лишенный звуков мрак, столь плотный и вязкий, что казался всеобъемлющим и вечным. Время, если верить ощущениям, не существовало в этой пустоте, равно как и что-либо другое. Лишь бесконечная, бездонная, беспросветная и беспощадная бездна.
Вскоре этому пришел конец. Сколь бы долго не существовало это ничто – бесконечно долго или же всего пару мгновений – но тьма подернулась изнутри. В ее центре возникла небольшая искорка – проблеск сознания, прежде незримо дрейфовавший сквозь бездну. Внезапно появившись, он начал неумолимо разгораться, словно пламя, получившее свежий хворост.
Одновременно с возникновением света сквозь пелену тьмыначали проникать обрывки чего-то находящегося за пределами тьмы. Шорохи, звуки ветра, прохлада и нечто, оказывающее странное давление как на мглу, так и на искорку в ней. Каждое из этих новых для мира ощущений вознакало и стремилось к разгорающемуся свету, словно мотыльки. Сознание откликалось на эти крохи ощущений, жадно поглощало их и разгоралось все сильнее с каждым проходящим мгновением. И тем сильнее становилось заметно, что тьма и свет имели незримое сходство – они словно были частью одного целого. Нельзя было точно сказать, сколь кратко или же неизмеримо долго они сосуществовали в незримой борьбе. И трудно было понять, где заканчивалась темнота и начиналось сияние. Тем не менее, в какой-то момент пламя сознания разгорелось настолько, что стремительно вытеснило тьму. Плотная завеса истончилась и исчезла.
На