Тень и Коготь. Джин Вулф
что пришло в голову… но это было правдой, и, поворачивая ключ в замке, я был даже рад тому, что сказал это.
Экзультанты попадают к нам часто. И первое время почти все понимают ситуацию правильно, так же как сейчас – шатлена Текла. Но проходит несколько дней, а пыток что-то не видать, и тогда надежды берут верх над здравым смыслом. Клиенты начинают говорить об освобождении, рассуждать о том, что предпримут ради них друзья и родные и что сделают они сами после того, как выйдут на волю.
Один хочет уехать в свои владения и больше не показываться при дворе Автарха, другой – собрать отряд ландскнехтов и во главе его отправиться на север… И на дежурящих в подземельях подмастерьев градом сыплются рассказы об охотничьих псах, далеких вересковых пустошах, местных потехах, нигде более не известных, устраиваемых под сенью древних рощ. Женщины в большинстве своем мыслят много практичнее, но и они со временем заговаривают о высокопоставленных любовниках (получивших отставку за месяцы или годы до сего момента), которые никогда не оставят их в беде, а потом – о вынашивании ребенка или воспитании приемыша. После того как для всех этих детей, которые так никогда и не появятся на свет, придуманы имена, как правило, наступает черед одежды: после освобождения непременно нужен новый гардероб; старое тряпье – сжечь. Часами обсуждают оттенки, изобретение новых фасонов, возвращение хорошо забытых старых…
Но в конце концов и для мужчин, и для женщин неизменно наступает день, когда в камеру вместо дежурного с едой входит мастер Гюрло в сопровождении троих-четверых подмастерьев и, может быть, следователя с фульгуратором. Поэтому мне хотелось по возможности оградить шатлену Теклу от бесплодных надежд. Я повесил связку ключей на гвоздь, где та обычно висела, и, проходя мимо камеры, где Дротт заканчивал отмывать кровь с пола, сказал ему, что шатлена желает с ним говорить.
Через день меня вызвали к мастеру Гюрло. Обыкновенно ученикам положено стоять против его стола, заложив руки за спину, но он велел мне сесть и, сняв шитую золотом маску, подался ко мне, что должно было означать частную беседу накоротке.
– С неделю назад я посылал тебя к архивариусу, – начал он.
Я кивнул.
– И, насколько понимаю, вернувшись с книгами, ты доставил их клиентке сам. Так?
Я объяснил, как все вышло.
– Ну ничего страшного. Не бери в голову; я не стану назначать тебе внеочередные наряды и уж тем более – раскладывать тебя на кресле и драть. Ты уже, можно сказать, подмастерье; мне в твои годы и с альтернатором доверяли работать… Понимаешь ли, Севериан, штука-то в том, что клиентка – лицо высокопоставленное. – Голос его понизился до шепота. – Со связями на самом верху.
Я сказал, что все понимаю.
– Высоких кровей, не из каких-нибудь там армигеришек… – Повернувшись к полкам позади кресла, он порылся в беспорядочной груде бумаг и книг и извлек увесистый том. – Имеешь представление, сколько на свете экзультантских семейств? В этой книге перечислены лишь те, чей род еще продолжается. А чтобы счесть и тех, чей род прервался, наверное, понадобилась бы целая энциклопедия!