Вспомни меня. Стейси Стоукс
с Люси.
Мэр Ворман медленно улыбается, когда наклоняет шляпу в мою сторону.
– Может быть, в следующий раз. Наслаждайтесь. Удачи тебе, Люси, с твоими занятиями. Уверен, ты станешь прекрасным дополнением к семейному бизнесу.
Он одаривает меня скользкой улыбкой, пересекает комнату за несколько шагов, от его ботинок из змеиной кожи поднимается пыль. Я не смотрю в его сторону, когда он открывает дверь, но чувствую тяжесть взгляда на себе перед тем, как он выходит из дома прямиком в полуденное пекло.
– Приятного дня, дамы.
Дверь со скрипом захлопывается, и я сижу, глупо уставившись на свой завтрак, с тошнотворным ощущением в желудке.
– Что-то случилось? – спрашивает Виви, опуская бутылку соуса «Табаско».
Я качаю головой и через силу заталкиваю в рот яичницу. Я едва чувствую вкус, когда глотаю. По какой-то причине я больше не хочу есть.
Я предлагаю убраться на кухне, но Виви спроваживает меня со словами, что мне лучше пойти насладиться летними каникулами для разнообразия.
– Не волнуйся, – говорит она, слишком широко улыбаясь. – Я все равно заплачу тебе. Я знаю, как усердно ты работала, чтобы накопить на машину.
У меня в прямом смысле слова отвисла челюсть.
Что бы на нее ни нашло, мне от этого не по себе. Пока мы ели, она непринужденно болтала, как официантка из кондитерской «Пай», сплетничала о людях в городе, о предстоящем вечере бинго в церкви, который она организует, и о других вещах, не связанных с работой. Как будто мы были двумя подружками, болтающими за обедом, а не двумя людьми, которые обычно проводят день в препирательствах.
Но, как говорится, дареному коню в зубы не смотрят.
Я жду того момента, когда Виви оказывается по локоть в мыльной посуде, после чего на цыпочках крадусь в папину комнату. Дверь закрыта, но я могу различить низкий гул радио, доносящийся с другой стороны. Надеюсь, это означает, что он не спит. Я медленно поворачиваю дверную ручку и толкаю дверь внутрь настолько, чтобы расстояние позволяло протиснуться внутрь, не заставляя ржавые петли скрипеть.
Воздух плотный и липкий, как будто прошло несколько дней с тех пор, как кто-то последний раз открывал окно. Шторы плотно задернуты, и только слабые лучи света просачиваются через края, отбрасывая тени на кучи одежды, захламляющие обычно опрятное пространство. На кровати целый холм. Папа лежит неподвижно.
Я проступаю дальше в полумрак комнаты.
– Папа? – шепчу я.
Его ботинки валяются на полу, и я чуть не спотыкаюсь об них.
– Ты не спишь?
Он издает стон, когда ему приходится переместиться, чтобы выглянуть из-под клетчатого пледа. Он тянется к радиоприемнику и выключает его.
– Виви сказала, что ты заболел. Ты в порядке? Тебе что-нибудь принести? Может, воды?
– Люс. – Его голос похож на скрежет гравия о ботинки. Он похлопывает по пустому месту на кровати рядом с собой. – Садись. Как ты себя чувствуешь, дорогая? Виви приготовила тебе хороший завтрак? Она сказала, что собирается испечь обезьяний хлеб.