Собственность мажора. Кристина Зайцева
щупает крохотные косточки. – Где вы его взяли?
Кошусь влево, глядя на Никиту, который сидит на диване в приемной, заняв его полностью. Хмуро тычет большими пальцами по дисплею, уперев локти в колени. Наверное, пишет своей губастой Лере, а мы с Чернышом тратим драгоценный вечер его пятницы.
– На дороге… – отвечаю я, как есть.
– Сейчас кровь возьмём на анализ. На всякий случай.
– Это больно? – смотрю в круглые желтые глаза Черныша.
– Неприятно…
– Капец…
Зло смотрю на Баркова, который с видом очумевшего болвана качает головой, продолжая строчить в телефоне.
Бесчувственное бревно.
С замиранием сердца наблюдаю, как на маленькой мохнатой лапке машинкой сбривают шерсть.
В стол рядом с моей ладонью упирается кулак Никиты, а сам он становится за моей спиной.
– Мяв.
– Потерпи… – шепчу. – Так надо.
Тихое дыхание надо мной трансформируется в смешок.
Повернув голову, сверкаю глазами. Игнорируя, Барков кивает на стол, мол «смотри».
Вокруг многострадальной лапки затягивают крошечный жгут и, вгоняют в неё иголку.
– Осторожнее… – прижимаю к груди руки.
Черныш издает очередной скулящий «Мяв», глазами прося у меня помощи, пока трубка катетера наполняется его кошачьей кровью.
– Вот и все… – объявляет ветеринар, освобождая моего кота. – Посидите минут десять.
Проверяю намотанную на его конечность «повязку» из пластыря и прижимаю к себе.
Подняв глаза на Никиту, буркаю:
– Что?
– Ничего, – проводит рукой по своим светлым волосам и идёт к дивану.
Сажусь рядом, устроив Черныша на коленях. Улыбаюсь, когда начинает мять их и топтаться, с любопытство глядя на колени Баркова.
– Скоро поедим, – чешу за маленьким ухом. – Молочка…
– Молочка не надо… – летит из открытых дверей лаборатории. – Воды, и корм сейчас подберем.
Вцепившись когтями в джинсы Никиты, забирается на его бедро. Протянув руку, он чешет длинными пальцами черную макушку.
Маленькое помещение приемной заполняете довольное кошачье мурчание.
Кусаю губу и улыбаюсь, посмотрев на Никиту.
Ловит мой взгляд, продолжая баловать котёнка. Мое дыхание останавливается. Он так близко, что у меня опять начинается. Ступор и все прочее. Глаза сами падают на его губы. Полные и застывшие в полуулыбке, а его глаза вдруг падают на мои губы.
Все краски стекают с лица, и сердце замирает.
Резко выпрямившись, Барков вдруг становится самим собой. Отдирает от своей штанины Черныша, и вручает мне, вставая.
– На улице жду, – бросает, прежде чем хлопнуть дверью.
Поджав подрагивающую губу, смотрю на котёнка.
– Ну и проваливай. Больно нужен.
***
Окна дома подозрительно не горят. На первом – только в коридоре, а на втором вообще все черное. Обычно у Барковых на электричестве не экономят. У них вообще ни на чем не экономят, и я не думаю, что сыну известного бизнесмена когда-нибудь приходилось выбирать между новыми ботинками