Твоя Мари. Неубиваемая. Марианна Крамм
– это уметь делать больно. Уметь вот это – чувствовать грань, за которую нельзя, видеть реакцию, угадывать ее. Понимаешь? Причинять боль – это искусство, и далеко не каждый, у кого в руке плеть, это умеет. Махать девайсом легко, тут вообще много не надо – знай точки, по которым нельзя бить, и все. Ну, согласна, это примитивное объяснение, – предвосхищаю его возмущенный вопль, – но ведь по сути-то это так и есть. А вот научиться чувствовать нижнего – это дар. И ты тоже знаешь, что у Олега это есть, потому и злишься.
– Ой, да ладно – чего я злюсь? Просто от тебя странно слышать. Мне кажется, ты вообще ни в ком не способна признать какие-то хорошие черты.
Пожимаю плечами – нападение, конечно, лучшая защита, но к чему это сейчас, когда мы просто разговариваем?
– Дело твое. Но поверь – я даже в тебе до сих пор вижу что-то хорошее.
– А, то есть, я не так безнадежен? – снова кривится Денис, выбрасывая окурок. – Мне полегчало.
– И прекрасно. Может, ты теперь и сам поищешь в себе что-то человеческое? А не только корону великого Доминанта будешь на затылке удерживать?
– Что ты привязалась к этой короне? Да, мне нравится быть сверху, нравится смотреть, как нижняя выполняет мои прихоти – что в том плохого? Это Тема, детка, тут так принято.
– И даже тут не принято ломать человеку психику.
– Машка, ну, сколько можно-то?
– Сколько нужно, чтобы ты понял – это для тебя же самого может закончиться плачевно. Если не сказать – уголовно.
– Ты об этом хотела поговорить или все-таки о том, что тебе опять хреново?
– Мне на самом деле хреново, Диня, – вдруг признаюсь я, опустив голову. – Я не сплю, почти не ем, у меня нет сил ни на что. Я даже сюда еле доехала.
Его рука аккуратно убирает за ухо прядь моих волос, занавесивших опущенное лицо, и тыльной стороной прикасается к щеке:
– Машуль… ну, что ты раскисла-то совсем? Ну, хочешь, я с твоим врачом переговорю? Может, мне он скажет что-то другое, чем Олегу говорит? Я врач все-таки.
– Что изменится от разговоров? – я чуть отодвигаюсь от него, давая понять, что его прикосновения мне неприятны, и Денис убирает руку. – Я тебе позвонила потому, что во мне накопилось вот это все, а с Олегом разговаривать на такие темы бесполезно. Мне, видимо, нужно просто поныть кому-то, кто поймет, а разберусь со всем я потом сама.
– Ну, мне ты можешь ныть в любое время, я готов тебя слушать. Тут другое, Маш… что делать с симптомами?
– Этого, похоже, никто не знает.
– Я боюсь тебя потерять, – вдруг говорит он, отворачиваясь так, чтобы я не видела его лица.
И у меня не поворачивается язык сказать, что он давно меня потерял.
Едем на дачу – Олег оставил в гараже набор инструментов, хватился только когда нужно было собрать полки в кабинете и новый крест в «норе». На улице адская жарища, но я все равно еду с ним, не хочу оставаться одна. К нашему удивлению, во дворе обнаруживаем мотоцикл Леры, Олег хмыкает:
– Вот так они и работают. Стоит только мне на пару дней из офиса уйти – все, никого не найдешь.
– Интересно,