Крест на башне. Андрей Уланов
– и в сопровождении свиты. Но лично я всегда предпочитал исходить из худшего – лучше быть приятно разочарованным впоследствии, когда твои пессимистические прогнозы не сбудутся, чем… впрочем, чем кончают на войне оптимисты, известно и так.
От этих тягостных размышлений меня отвлек голос Игоря Овечкина, который приказывал Антонову отправиться в деревню и сообщить ребятам Марченко, что они могут, только потихоньку и внимательно глядя по сторонам, начинать дышать, а самому поручику срочно явиться во второй взвод. Сам же штабс-капитан направился в палатку радиста, надо полагать, поведать командованию о появившихся на горизонте неприятностях.
Не то чтобы я всерьез надеялся, что полковник Леонтьев сможет чем-то помочь: при всех несомненных талантах его высокоблагородие пока не научился жестом индийского факира вытряхивать из фуражки батарею ПТО или турбокоптер. Но элементарная добросовестность требовала предупредить, что нас вот-вот начнут наматывать на гусеницы, ибо когда сей прискорбный процесс действительно начнется, времени на разговоры не будет, а после…
Впрочем, когда помрачневший штабс-капитан пять минут спустя покинул палатку, я все же счел нужным поинтересоваться у него полученными новостями.
Как оказалось, командование решило поддержать наш боевой дух, пообещав связаться со штабом дивизии и попытаться выбить либо хоть какую-нибудь поддержку, что проходило по разряду ненаучной фантастики, либо разрешение на отход. Последнее звучало более заманчиво… но с учетом того, что большую часть нашего обоза составляли две дюжины реквизированных телег, но реальность сводилась к математической задаче для гимназистов третьего класса: успеют ли гужевые повозки из пункта А добраться до пункта Б, если отправившийся вдогонку за ними танк…
Изложив эти, с позволения сказать, «новости», Игорь окинул меня очередным угрюмым взглядом и предложил пройти с ним во второй взвод, дабы поучаствовать в совещании в качестве непредвзятого – намек на полнейшее якобы отсутствие у меня военной жилки – наблюдателя.
Позднее, вспоминая эту деталь, равно как и другие схожие мелочи, я начал подозревать, что штабс-капитан Овечкин засомневался в моей маске уже тогда, в первые месяцы нашего знакомства, хотя, казалось бы, я держался избранной роли «на все сто». Уверен, даже мои бывшие сослуживцы вряд ли сумели бы опознать в вечно сутулящемся, с характерной бороденкой и непременных очочках интеллигенте прежнего щеголеватого подполковника.
Тот, Сергей Карлович Береговой, подполковник Генштаба, как казалось мне тогда, и в самом деле погиб, втоптанный озверелой солдатской толпой в осеннюю малороссийскую грязь, – в этом я почти не кривил душой, разговаривая с пришедшими за ним офицерами. Равно как и не грешил против истины, говоря о том, что могу быть полезен им лишь в качестве медика низшего звена: мой старший брат, прежде чем окончательно определиться в жизни, когда-то, пойдя по стопам нашего отца, закончил первый курс медицинского,