Персонажи альбома. Маленький роман. Вера Резник
Ему по какому-то капризу души вдруг припомнилось, как в детстве в сомнамбулическом состоянии он хотел помочиться в бельевую кладку комода. Потом была темная сутолока и расползавшаяся по телу боль. Он тогда спрятался в хлеве, из которого мать его частенько выпроваживала, если он засиживался на ведре, а ему не хотелось выпрастываться из влажного тепла, и он неотрывно смотрел на бесшумно шуршащие в корыте мягкие коровьи губы и выпуклое блестящее око, прикрытое коротеньким веком с редкими ресницами. Его восхищало, какая корова большая и какая она добрая. Из слухового окошка сеялась слабая луна, глаз кротко сверкал с подстилки, он прижался к мерно и глубоко дышащей коровьей плоти саднящей спиной… и ощутил спинку твердого резного кресла.
Открыв глаза, он отложил книгу с непонятной фразой и потащил к себе толстый художественный альбом. В течение часа бывший муж и маляр, а ныне начальник учреждения с неземным названием, негнущимися пальцами задирал папиросную бумагу, всматриваясь в картинки, вздергивая то одно, то другое плечо и отирая затекшие лопатки о высокую резную спинку кресла, а когда на столе иллюстрированным изданиям не достало места, раздвинул вширь локти и с ухмылкой прислушался к шумному обрушению томов на пол.
Наконец он оторвался от беспорядочно валявшихся на столе художественных альбомов, которые устал разглядывать, несколько минут сидел, угрюмо набухая и прислушиваясь к струению разогревающей тело крови, отдающемуся в ушах биению сердца. Потом раздраженно завозился локтями в жестком резном кресле, встал и, не потушив лампы на стройной малахитовой ножке под зеленым, обшитым стеклярусом, абажуром, вдвинулся в створки двери, ведущей в Марфушину кладовку, притворив их с такой силой, что дерево заскрипело.
Вечером другого дня Марфуша раскопала в уголке сада возле могильного камня над хозяйским котом глубокую ямку и, предварительно обильно полив землю, опустила туда корень из семейства пасленовых, как-то чудно в сумерках сверкавший и напоминавший очертаниями растопыренные морковки георгина, а затем присыпала его песком. Разогнувшись, она неожиданно сказала самой себе вслух: «К дому прекраснокудрявой богини Цирцеи все устремились» – и, скверно хихикнув, озарилась насмешливой улыбкой, какой никто никогда на ее лице не видел. Она еще долго сидела в сумерках на скамеечке возле камня, переживая необыкновенное ощущение душевного и физического равновесия.
К концу лета возле камня вырос изумительный цветок, колдовским и устрашающим обличьем сходный с чертополохом. В последний день августа Марфуша аккуратно окопала совочком, выбрала корень, обмыла, очистила его наподобие сельдерея, изрезала, измельчила, истолкла грубое туловище, и залила кипятком, чтобы отвар настоялся. Спустя несколько дней, когда маляр навестил ее снова, она, наконец, согрела для пришедшего самовар и украдкой подлила настоя в кружку, из которой бывший муж собирался пить чай. Однако, когда гость, взявшись за кружку, из нее прихлебнул,