Либелломания. Наталья Мар
от плеча к плечу и вниз по пуговкам рубашки.
– Ну. Уж. Нет.
– Тогда не представляю, сколько трупов ты оставишь на своём пути, прежде чем вернёшься к норме. Но запирать тебя я не буду.
– Предатель.
– Смею ли я надеяться, что выкуплю назад твоё расположение подарком в миллион зерпий на первое время?
– Сам найдёшь ошибку в своём предложении? Тысячу зерпий давай. За урок логики.
Кайнорт закрыл глаза. Стены комнаты посерели. Погас свет. Один за другим исчезли обломки мебели и сбитые ковры, стёрлись следы смертельной драки, рассосалась кровь. Верманд отсчитал тысячу зерпий наличкой и затронул то, на что, строго говоря, следовало наложить табу:
– Мне жаль Марраду, Кай.
– И мне жаль Марраду.
Слишком быстро ответил. Слишком ровно.
* * *
Верманд оставил брата наедине с пустым стаканом в пустой комнате. Она приняла вид серой коробки с неподвижным пациентом, живым и мёртвым одновременно. Верманд даже постучал по индикаторам пси-блока, проверяя, не сломался ли тот под воздействием Кайнорта. Как многие другие вещи и люди.
– А, это опять вы! – Шпай поймал его за рукав в коридоре. – Нашли виноватого? В утренней крысе.
– Это был я.
– То есть? Вы это что это, из этих?!
– Да нет же! Там… – он потёр виски, нагоняя крови к височно-теменному стыку, отвечающему за враньё. – Это вышло… случайно, понимаете, крыса… сбежала из клетки, а я открыл холодильник с кровью, а она такая бежала-бежала, и…
– Чёрт знает что, доктор Бритц, я лишаю вас годовой премии.
Шпай махнул на него планшетами и ушёл. Выдыхая, Верманд услыхал смешок своей ассистентки:
– Не догадались свалить на лаборанта-шчера?
* * *
Кайнорт сидел в сквере Психиатрической Ассамблеи Научных Изысканий Катастрофических Аффектов с длинным списком медикаментов. Пенелопа обещала, что мигом достанет всё. Через час она примчалась с целым аптечным складом наперевес. Капсулы следовало помещать в специальные вестулы, сродни чипам, в которых хранилась одежда эзеров, и по утрам крепить к позвоночнику. Дозы поступали в кровь в течение дня.
– Ты уверен, что всё это тебе нужно? – спросила Пенелопа, глядя на разнообразие цвета и форм препаратов.
– В крайнем случае выложу из таблеток мозаичный пол.
Вокруг было столько света, что темнело в глазах, и столько воздуха, что он обжигал лёгкие. После двух лет в подвале у Бритца развилась агорафобия. Он не мог смотреть на этот тёплый и свежий рай, который теперь принадлежал эзерам. Ему принадлежал. Его мечты сбылись, планета оказалась восхитительнее, чем в докладах разведчиков. В сквере росли спиральные пальмы с люминесцентными воздушными корнями. За углом был парк с паутиной узких прогулочных дорожек и тёмная аллея, над которой смыкались пёстрые кроны. Вдалеке высились многоэтажки делового центра, и лентикулярные облака делили небоскрёбы надвое. В ультрамариновое небо взлетали электромеханические птицы с пассажирами