Либелломания: Зимара. Наталья Мар
на что им бот-барабашка, который спрятался у мальчика в рукаве на Урьюи. – Он живой.
– Зачем этот дядька выдрал мне зуб? – дулась Юфи. – Он даже совсем не качался!
– Он и мне выдрал, Юфи. Там же у нас были маячки, по которым папа…
Миаш сразу пожалел, что сказал. Он не собирался озадачивать сестру вопросом, как же папа найдёт их без маячков. Но Юфи не могла вместить ни капельки нового страха, у неё и от старого не сходили мурашки. В их тюрьме было круглое окно с сапфировой расстекловкой. Миаш разогнул затёкшие коленки и подскочил на месте:
– Смотри! Смотри, Юфи, медуза!
– Это Мультик… Всего-навсего твой бесполезный Мультик.
– Да нет! За окном!
Он поднялся на спичечных ножках, по стенке прокрался к окну и встал во весь рост. Впервые за несколько дней. До этого он лишь ползком выбирался на охоту за едой в угол с припасами, к дырке со сквозняком и обратно, а Юфи лежала калачиком или шмыгала, прижав коленки к щекам. В небе над ними застыл купол гигантской белой медузы, которую издалека можно было принять за облако снеговой грозы. Но у этого облака была юбка, под которой танцевали щупальца. Медуза повернулась, но не рассеялась на ветру, а уплыла по небу, стрекая другие тучи на своём пути.
– Ого! – Миаш прижал нос к стеклу. – Иди посмотри, Юфи… Это лапы. И но-о-ос!
Юфи осторожно выглянула из-за плеча брата. И сжала Катавасю так, что из его смертельной раны посыпался сушёный зверобой, которым его набили. Сначала сестра не поняла, куда смотреть. Всюду, куда ни глянь, простиралась белая пустыня, а горизонт завесил тюль косых снегопадов. Но Юфи проследила за пальцем Миаша и ахнула. Справа, прямо возле окна, вперёд выдавалась востроносая каменная морда, присыпанная снегом, а внизу исполинские звериные лапы обнимали вход в башню. Детей заточили внутри здоровенного каменного песца. Миаш и Юфи глядели на Зимару из сапфирового глаза.
* * *
Я не зря говорила Каю (режущая боль!), что вокруг меня всё стремится к нулю. Наутро я сидела в столовой напротив Еклера, с магнитными стержнями за щеками, и в этой части план шёл как по маслу. Но – лёд, припрятанный на вечер, растаял. Не весь, то есть не так, чтобы смириться и передумать, а так, чтобы до обеда ещё можно было сбежать (да некуда), а к вечеру уже никак. И то, что он ещё доживал в мокрой фольге, на изнанке моего гамака, терзало меня, как крапивница. Да так, что я начала икать и едва не проглотила неодимовый магнит.
– Кто посмел! – воскликнул Зев Гуг, когда Бельме Гуг прямо в глаз попал солнечный зайчик.
Трюфель занимался излюбленным глумлением: доставал триаду. Он отражал свет санитара-удильщика Ка-Пчи при помощи ловко подставленного локтя в фольге и дразнил самку Гуг. Но сам прятался за Мильтоном, и бедняге то и дело доставался беглый взгляд от Бельмы. Мильтон замирал каждые несколько секунд в позе одна нелепее другой, весь вымазался в жиже, но ни капли не донёс до рта. А когда донёс, то подавился под новым взглядом, и жижа потекла через нос. После этого Трюфель дал Мильтону передохнуть, но только затем, чтобы заставить Бельму Гуг,