Господь. Владимир Алексеевич Козлов
в Афганистане. Освободили и всех близких друзей Джамбула инвалидов. А его самого и Джамбула оставили в камере. Не подлежал амнистии и молодой Пэр, и на этот раз он сверху спустился вниз. Лёг рядом с Джамбулом. Оставили Елисея, Витамина как ранее судимых и группу бывших бомжей, которые работали при тюрьме.
Господь неторопливо прошёлся по камере и начал вслух считать от безделья численность арестантов. Все ждали такого дня. Арестанты до того устали от всех тюремных неудобств. А главное от недосыпания. Они умиротворённо смотрели на Господа, не мешая ему считать. Хотя без подсчёта все знали, какое наличие арестантов камеры.
– Всего осталось восемнадцать человек, а это значит, что каждый подследственный сегодня будет иметь свой уголок для отдыха внизу, – сказал Господь.
– Особо не спеши, людей обнадёживать, – предупредил его Джамбул. – Этапы будут приходить и не по одному разу на дню. Как говорят, свято место пусто не бывает. Главное, чтобы современное – беспредельное общество к нам не подсаживали. Я-то, никого не боюсь, но лишних проблем не хотелось бы иметь.
Господь недоумённо пожал плечами, и чтобы не показаться тюфяком перед сокамерниками, тихо спросил:
– Что за общество такое?
– Запредельные быки внушительных размеров. Нас они точно побояться тревожить, а вот над этой публикой, – кивнул он на ряды коек, – будут измываться.
– А ты на что, ты же смотрящий камеры?
– А ты Господь тюрьмы, – парировал Джамбул.
– Ну, допустим не тюрьмы, а камеры. И Господь – это кличка, производное от Господина, но никак не статус.
– Хватит, Гера прибеднятся. Ты как я помню, ни одному бесу в критических состояниях спуску не давал в наши молодые годы.
– Я не изменился в этом плане, только организованней и сдержанней стал.
– Никогда не забуду, как ты однажды компании неформалов, мочившихся под аркой, сделал замечание. Как они на тебя накинулись. Я и опомниться не успел, как ты всех троих уложил. Одному нос лепёшкой сделал, двоим руки вывихнул.
– Это были взрослые парни с нашего двора. Они давно напрашивались на комплимент. Вели себя безобразно, ко всем придирались. Зато после моего крепкого физического внушения двое исправились и ушли служить по контракту. А третий, которому я нос рихтовал, вскоре от передозировки наркотиков умер.
После амнистии прошло два месяца, а половина мест в камере пустовало. А судя по настроениям и разговорам надзирателей, то резко сократились и этапы в следственный изолятор.
– Знать новая власть страны победила преступность, – за завтраком ехидно заявил Витамин.
– Неправильно истолковываешь пустоту камеры, – осадил его Елисей. – Кормить зэков нечем, вот и не сажают. – Радоваться надо и умиротворяться камерной тишиной. Всё-таки Витамин согласись со мной, что восемнадцать человек, не пятьдесят. Так что отдыхай и поплёвывай в потолок.
Витамин