Уплыть за закат. Жизнь и любови Морин Джонсон. Мемуары одной беспутной леди. Роберт Хайнлайн
отпустил его домой с дедушкой Эйси, порвав все бумажки.
Предполагаю, что дедушка задал отцу грандиозную трепку.
За те девять дней, что отец с Томом провели дома перед тем, как отправиться в армию, я ни разу не видела, чтобы мать выразила отцу свое неодобрение – только в тот первый миг она не удержалась от удивленного восклицания. Но с тех пор она ни разу не улыбнулась. Чувствовалось, что между родителями неладно… но при нас они этого старались не показывать.
Только один раз отец сказал мне что-то, что, как мне кажется, имело отношение к возникшему между ними напряжению. Мы были в его кабинете. Я помогала ему почистить и привести в порядок карты его пациентов, чтобы передать их доктору Чедвику на время войны.
– Где твоя улыбка, Индюшачье Яичко? – спросил отец. – Волнуешься за своего молодого человека?
– Нет, – солгала я. – Он должен был пойти, я знаю. Но я не хотела бы, чтобы уходили вы. Наверное, это эгоистично, но я буду скучать по вас, cher papa.
– И я по тебе. По всем вам. – Отец помолчал и добавил: – Морин, когда-нибудь и ты можешь испытать… думаю, наверняка испытаешь… что это такое, когда твой муж уходит на войну. Некоторые, я слышал, говорят, будто женатым людям на войне не место: у них ведь семьи. Но в этом кроется фатальное противоречие. Семейный человек не смеет оставаться в стороне и смотреть, как холостяк сражается за него. С моей стороны было бы нечестно надеяться, что холостяк умрет за моих детей, если я сам не желаю за них умирать. Если все семейные будут отсиживаться дома, то и холостые откажутся сражаться – чего ради они должны прикрывать женатых? И Республика будет обречена – никто не помешает варварам вторгнуться в нее. – Отец озабоченно смотрел на меня. – Ты же понимаешь, да? – Мне кажется, он искренне хотел тогда знать мое мнение, искал моего одобрения.
– Я… – Я запнулась и вздохнула. – Да, отец, думаю, что понимаю. Но в такие времена еще острее ощущаешь свою неопытность. Я хочу одного – чтобы война поскорее кончилась и вы вернулись домой, и Том, и…
– Брайан Смит? Согласен.
– Да, и он. Но сейчас я подумала о Чаке. О Чаке Перкинсе.
– Он тоже идет? Молодец!
– Да, он мне сказал сегодня. Его отец дал согласие и завтра едет с ним в Джоплин. – Я смахнула слезу. – Пусть я и не люблю Чака, но у меня к нему особое чувство.
– И неудивительно.
В тот же день я позволила Чаку отвезти меня на Марстонский холм, презрев клещей и миссис Гранди. Я сказала, что горжусь им, и приложила все мое умение, чтобы это доказать. (Но я предохранялась – ведь я обещала отцу.) И тут случилось нечто удивительное. Я пошла с Чаком, только чтобы позаниматься гимнастикой и тем самым продемонстрировать, что я горжусь им и ценю его готовность сразиться за нас. Но произошло чудо. Фейерверк, да какой! У меня все поплыло перед глазами, я зажмурилась и поняла, что издаю громкие звуки.
А полчаса спустя чудо повторилось. Удивительно!
На следующее утро Чак со своим отцом уехал на поезде в восемь ноль шесть из Батлера, и в тот же день они вернулись – Чак принял присягу