Сестры Шанель. Джудит Литтл
не маленькая! Мне пятнадцать!
Позже, когда они собирались, Эдриенн попыталась успокоить меня:
– Мы устроимся, Нинетт, а потом вернемся за тобой.
– А что, если вы не вернетесь?
Габриэль перестала возиться с вещами и пристально посмотрела на меня.
– Я знаю, каково это, когда тебя бросают, Нинетт. Я бы никогда так с тобой не поступила!
– Это ненадолго, – сочувственно улыбнулась Эдриенн. – Не волнуйся.
Но я волновалась! Я была на четыре года моложе Габриэль. Может пройти очень много времени, прежде чем канониссы сочтут возможным отпустить меня.
Единственным моим утешением были другие малоимущие: рыжая Элиза, которую мы звали poil de carrotte[21], Сильвия, которая грызла мел, потому что слышала, что от этого исчезают веснушки, полненькая Фифина, плоскогрудая Луиза-Матильда… Они не могли в полной мере заменить Габриэль и Эдриенн, но именно благодаря им я не чувствовала себя одинокой.
За стенами пансиона мы устраивали свои маленькие бунты. Так же, как в Обазине, мы то и дело обсуждали мальчиков. Но теперь мы были старше, более нетерпеливы и измучены непонятными желаниями, что порой вынуждало нас совершать странные поступки. Как-то в воскресенье, возвращаясь с мессы, Сильвия подобрала на тротуаре недокуренную сигарету. В тот же день каждая из нас по очереди приложила ее к губам. Закрыв глаза, мы представляли, что прикасаемся к губам лицеистов, за которыми подглядывали из окна пансиона, выходившего во двор. Иногда, заметив нас, они делали грубые жесты, призывая задрать рубашки. У нас было то, что им было нужно, и это волновало.
А еще мы таскали разные штучки у payantes, пока наполняли водой их кувшины или вытряхивали мусорные корзины. Мы забирали себе предметы, которые были выброшены или валялись без дела, замененные более новыми. У нас были свои тайники с серебряными щетками для волос, у которых отсутствовала щетина, черепаховыми гребнями со сломанными зубьями и потертыми бархатными лентами – остатками мира, столь далекого от нашего. Мы походили на археологов, изучающих реликвии другой цивилизации. Мы, не стесняясь, уносили лосьоны, кремы и пудры – те вещи, которые payantes сами прятали и о пропаже которых не могли донести канониссам, поскольку воспитанницам не позволялось их иметь.
Мы развлекались как могли, чтобы скрасить время, и молились не столько о наших душах, сколько о скорейшем освобождении из нашей священной тюрьмы.
Габриэль и Эдриенн приходили навестить меня, и с каждым разом они все меньше и меньше походили на девушек из монастыря. Теперь это были юные леди из общества. Они иначе укладывали волосы, низко надвигали на лоб шляпы «помпадур», носили совсем другую одежду – блузки с высокими накрахмаленными воротничками, подчеркивающими длинные шеи, и прямые строгие юбки. Но прошло еще немного времени, и они стали выглядеть измученными, с воспаленными глазами, а Габриэль часто раздражалась.
– Я думала, что вас обеих увезли красавцы-офицеры, – пошутила я после того, как они отсутствовали
Морковные волосы (