Тайна замковой горы. Людмила Георгиевна Головина
все годы отец обучал его обязанностям камердинера, которые были освящены вековыми традициями. Отказ от них Микельс считал величайшим кощунством. Я же попытался ему объяснить, что я, напротив, с этими традициями совсем не знаком, поэтому не считаю их исполнение обязательным.
Микельс хоть обиделся, но спорить не стал. Впрочем, он вскоре снова обрёл хорошее настроение. Ведь ему предстояло изрядно потрудиться, чтобы привести замок в пригодное для жизни состояние. Я выдал ему деньги на необходимые расходы, и он, препоручив меня заботам Антония и Анны, удалился почти бегом.
Три дня я провёл под гостеприимным кровом гостиницы. Хозяева, кажется, задались целью откормить меня, как на убой. Завтрак плавно перетекал в обед, а тот в ужин. Мне предложили приносить еду в номер, но я отказался, и столовался в общем зале. Приток посетителей увеличился во много раз: кажется, всем жителям городка понадобилось хоть на минутку заглянуть в трактир при гостинице. Всем хотелось хоть одним глазком посмотреть на молодого графа Вундерстайна. Анне пришлось нанимать дополнительную прислугу на кухню, иначе бы они не справились.
Мне же очень хотелось удрать из гостиницы и побродить по городу, но, представив, что за мной будет ходить толпа любопытствующих зевак, я от этой мысли отказался. Микельс являлся ко мне дважды в день: утром и вечером. Он осведомляться о моем самочувствии, спрашивал, нет ли у меня каких-то поручений к нему. На мой вопрос, когда можно будет вернуться в замок, он неизменно отвечал:
– Скоро.
И вот, вечером третьего дня он торжественно объявил, что утром можно будет снова вернуться под крышу замка.
Как Микельсам удалось за столь короткий срок проделать такую работу, я не понимаю до сих пор.
Все жилые помещения были приведены в тот вид, какими я их запомнил с детства (конечно, насколько это было возможно).
Я зашёл в свою детскую. Все мои игрушки, книжки были на своих местах. Как будто и не было этих двенадцати лет… Всё-таки это было очень грустно, тут всё было без изменений, а я стал другим.
В спальню родителей я заходить не стал, это было выше моих сил. Я запер её на ключ, и прошло несколько лет, прежде чем я понял, что прошлым жить нельзя, и велел все устроить в этой комнате по-другому. Да, Поль, нам порой хочется сохранить зримые воспоминания о тех, кого мы любили, и кого потеряли. Но нельзя всё время жить в мемориальном музее. Память надо хранить в сердце, а не в вещах. Я оставил на память только некоторые личные вещи моих родителей.
В моей детской спальне стояла маленькая кроватка, застеленная белым кружевным покрывалом. Было ясно, что на таком ложе я не помещусь, даже если сложусь пополам.
Микельс спросил меня, где я хотел бы устроить свою спальню. Я выбрал одну из гостевых комнат, и к вечеру она была готова. Во всех комнатах топились камины, и сырость и застой воздуха уже совершенно не чувствовались. С кухни неслись вкусные запахи – там колдовала Фанни.
Одну неделю провёл я в замке. За это время я привык к семейству Микельсов, и мне казалось,