Посмертная месть. Михаил Черненок
несколько секунд испуганно смотрела на мужа, а когда наконец очнулась ото сна, виновато проговорила:
– Такая чертовщина приснилась – жуть.
– Ты же недавно пела, что казачка Надя черта не боится.
– Во сне все кажется страшнее, чем в жизни.
– Жизнь нынче тоже не подарок… Однако нам с тобой грешно на нее жаловаться.
– Разве я жалуюсь? Меня пугает, как бы сон вещим не оказался.
– Какие бесы тебе снились?
– Да так все…
– Ну, если так, то перетакивать не станем, – Николай подмигнул жене. – Не печалься, Надюха! Двадцать пять лет – такой возраст, когда и жизнь хороша, и жить хорошо! Не я это придумал. Великий пролетарский поэт сказал на заре социализма.
Надя улыбнулась:
– Коля, внешне ты совсем не похож на отца, но по говорливости – вылитый батя.
– Куда мне до него! Мой батя, если заведется, любого политика-говоруна за пояс заткнет. Поднимайся, Надежда! Нас ждут великие дела!
– Который час?
– Счастливые часов не наблюдают. Я пойду управляться по хозяйству, а ты готовь завтрак да провизию на покос. Сено после дождя теперь хорошо просохло.
– Прежде мне надо Буренку подоить.
– Буренку без тебя подою и в стадо спроважу. Кабанов и пернатых тоже накормлю сам.
– Ты почему такой хороший?! – игриво удивилась Надя.
– А потому, дружок, что я жизнь учу не по учебникам, – весело пропел Николай, наклонившись, поцеловал жену в зарозовевшую теплую щеку и вышел из спальни.
Крестьянскую работу Бормотов, не сказать, чтобы обожал, но делал ее с удовольствием. После электровоза, где каждая поездка сопровождалась напряжением нервов, в сельской глуши Николаю казалось, будто он находится в долгосрочном отпуске, когда никто тобой не командует и ни перед кем не надо отчитываться.
На том, чтобы уехать из Кузнецка в село, настояла Надежда, как только они расписались в загсе. Какая причина побудила коренную горожанку принять такое решение, Бормотов разбираться не стал. Удовлетворился ответом: «Там мы не будем ни от кого зависеть. А это такое счастье, что лучше не придумаешь!» О небезупречном прошлом Надежды Николай кое-что знал, но, чтобы не обидеть любимую, делал вид, будто о ее грешках ничего не ведает. Главным в супружеской жизни он считал любовь, все остальное – суетой сует. Перед регистрацией брака Надежда сделала робкую попытку «исповедаться», однако Николай, заметив ее смущение, остановил: «Надюш, что было, то сплыло. А что будет, зависит от нас с тобой и ни от кого больше. Ты любишь меня?» – «Честно, Коля, люблю!» – «Вот и ладушки, будем вместе есть оладушки». – «А не станешь попрекать, что ты у меня не первый?» – «Эка невидаль! Буду счастлив, если окажусь последним». – «Клянусь, верность тебе сохраню до гроба!» Николай улыбнулся: «Вот это здорово!» – «Не веришь?» – спросила Надежда. «Верю». – «А почему же иронично улыбаешься?» – «Вспомнил, как одна находчивая дама ответила упрекнувшему ее мужу: “Да, я давала тебе клятву в верности, но не клялась, что буду верна до гроба”». Надежда