Начало. Кирилл Газенкампф
слышал эту историю. – Проходя мимо небольшого выступа из потолка – видимо балка какая-то – я, больше на автомате, легонько стукнул пальцем по листу пенопласта, которым был оббит выступ для безопасности. Весь лист был усеян следами таких же ударов.
– А, то есть это уже на уровне легенды стало, – усмехнулся Глеб, пригибаясь под выступом, чтобы не зацепить его головой.
– Ты бы вернулся – стукнул, – Марк, повторивший мой манёвр, несколько взволнованно поглядывал на Глеба.
– Да ну, вы бросьте, суеверия, приносящие вред имуществу, – самые вредные суеверия, – отмахнулся Глеб, догоняя меня.
– Зря ты так. Потеряшка не любит этого. Вот увидишь – когда выйдем из перехода, у тебя что-нибудь да пропадёт. Причём важное, – Марк уже поравнялся с нами.
– Например, ключи, – добавил я, обращая внимание на мигающие лампы в переходе. – Они когда-нибудь наладят здесь свет?
– Кто вообще этот ваш Потеряшка? – с лёгкой толикой раздражения в голосе осведомился Глеб, доставая телефон.
– Не пытайся – в переходе связь работает только на лестницах, – заметил его движение Марк. – А Потеряшка – студент, который давным-давно, после летней сессии, решил из главного до Глазного дойти переходом и заблудился…
– Так от главного до Глазного нет перехода, – перебил его Глеб.
– А по-твоему, почему он заблудился? Потому что хотел найти то, чего нет. Но это не суть. Он заблудился, а пока искал выход – все выходы в корпуса закрыли на лето. Так он и сгинул здесь – в переходах.
– Кому-то помогает найти, если что из кармана выпало, кому-то наоборот мешает – важные вещи вытаскивая. Ключи там, телефон или деньги.
– А кто-нить видел этого вашего Потеряшку? – усмехнулся Глеб, проверив рукой кошелёк и ключи в кармане.
– Видели некоторые. Худой, с растрёпанными светлыми волосами, слегка безумным взглядом.
– Портрет студента-медика любого курса перед сессией, – снова перебил Глеб, криво усмехаясь.
– Отличительная черта – очки, типа пенсне, только с полукруглыми стёклами.
– Ой, да хорош заливать про призраков всяких.
Лампы продолжали мигать, периодически погружая переход во тьму на секунду-полторы.
– Тебе смешно, а я когда в старом дежурил – чуть не поседел. Когда посреди ночи из одной из учебных аудиторий, закрытой, между прочим, сначала детский плач, а потом смешки такие, как у хулигана безнаказанного. Я аж замер как вкопанный возле двери, боясь пошевелиться. А когда этот хохотун-плакальщик приближаться к двери стал – я такого дёру прописал, что как пол не загорелся под ногами – не знаю.
– Так это потому, что там абортарий был в своё время, – объяснил Марк. – На анатомке тоже трэш творится. Помню, ребята рассказывали: засиделись там допоздна – кости учили. Уже уходить собрались – слышат, в соседней учебной комнате, где органы лежат, ходит кто-то и гремит. Ну, думают, лаборант задержался. Пошли попрощаться, а комната изнутри закрыта, а через стекло и видно только,