Валенсианская вдова. Лопе де Вега

      Тереса! Марта! Никого?

      Сеньора…

      Где вы все пропали?

      Спешу узнать, зачем вы звали.

      Вот фрай Луис[1]. Прими его.

      Когда вы так вздохнете тяжко

      И склоните печальный взгляд,

      Любой побьется об заклад,

      Что вы без трех минут монашка.

      При ваших только что словах

      Про фрай Луиса я, признаться,

      Подумала, что, может статься,

      У вас и впрямь живой монах.

      Тебе ли, глупой, оценить

      Мои высокие порывы?

      Таков мой жребий несчастливый,

      И тут ничем не пособить.

      Я и лицом – одно уродство,

      И говорю я наобум.

      Когда у нас есть здравый ум

      И внутреннее благородство,

      Нас уважает целый свет.

      Иные тонкие натуры

      На самом деле просто дуры,

      Мудрящие себе во вред.

      С тех пор как моего Камило

      Господь восхитил от меня,

      Я, только Господа храня

      Взамен всего, что в сердце было,

      Навеки верная вдовству,

      Читаю, чтоб не ведать скуки,

      Но, не ища высот науки,

      Себя ученой не зову.

      Кто, удалясь от жизни шумной,

      Как я, замкнется в тишине,

      Тому достаточно вполне

      Беседы с книгою разумной.

      Любая книга – умный друг:

      Чуть утомит, она смолкает;

      Она безмолвно поучает,

      С ней назидателен досуг.

      Вкусив душой отраду чтенья

      И благочестью предана,

      Я навсегда ограждена

      От суеты воображенья.

      О чем здесь пишут?

      Как молиться.

      Клянусь вам, редко видел свет,

      Чтоб можно было с юных лет

      В такую святость облачиться!

      Про вас весь город говорит,

      Как о затворнице прекрасной,

      Чей строгий дух и разум ясный

      Над всеми прочими царит.

      Вам скажет каждый человек,

      Что мир чрез вас преобразился,

      Что Рим Валенсией затмился

      И золотой вернулся век;

      Что в вас одной заключена

      Вся прелесть, вся краса земная,

      Что красота и жизнь такая

      Одним лишь ангелам дана.

      Никто из молодых людей

      На вас поднять не смеет взгляда;

      Святая жизнь для вас ограда

      От легкомысленных затей.

      Все будет, Марта, милый друг,

      Как порешит Господь, не так ли?

      Мирская слава – вспышка пакли:

      Пылает миг – и гаснет вдруг.

      Я не хочу греметь в веках,

      Былую доблесть воскрешая,

      Как Артемисия[2] вкушая

      Уже похолодевший прах,

      Иль уподобиться другим,

      Той, что надменно умирала[3],

      Но посмотреть не пожелала,

      Как чудище вступает в Рим;

      Иль той жене, что очертила

      Тень мужа углем на стене

      И после с мертвым наравне

      Ее благоговейно чтила.

      Я жажду только одного,

      Меня влечет одно призванье –

      Нести достойно вдовье