Сломленный бог. Гарет Ханрахан
дождь, яростный ливень, по переулкам понеслись мутные потоки. Крысы сбегали из сточных труб – к дождевой воде подмешивалась кислотная дрянь испарений, от нее щипало глаза.
Серотканная улица проходила возле Священного холма, за пределом ишмирских владений, ближе к хайитянам. По условиям Перемирия при входе и выходе с любой оккупационной зоны требовалось предъявлять документы. Вооруженным силам каждой зоны воспрещался доступ на две остальные, а для выхода в нейтральную часть города необходимо было иметь разрешение. Теоретически гвердонским гражданам позволялось посещать оккупационные зоны, но подозрительные перемещения были чреваты досмотром. Один из стражников на пропускном пункте щеголял сломанным носом – возможно, после той драки в баре. Бастон не поднимал головы, стараясь не светить физиономию, пока стоит в очереди. У ворот стоял не жрец-смотритель – то был сам Жестокий Урид, воплощенный полубог. Девяти футов, птицеголовый, с клювом, готовым вырывать сердца недостойным. Урид что-то прокаркал на неизвестном Бастону языке.
– Какие дела у неверного? – перевел священнослужитель.
Бастон приподнял полу своего пальто, показал:
– Хочу поискать, где мне пальто залатают.
Урид закурлыкал, а затем помазал Бастона священным елеем и разрешил проходить. Елей пах иначе – наверно, на пропускном пункте внизу они используют другое вещество, а может, дело в каком-то особом ритуале, либо присутствие Урида меняет состав. Бастон представил, как Урид станет выслеживать его в переулочках, как изогнутый клюв пробьет грудину и вырвет сердце.
Отчего-то его сердце представало на этой картине уже безжизненным, оно не билось. Полая, чахлая скорлупа, деталь механизма.
Он шел по одному из опустошенных участков города. Здесь поврежденные дома не подлежали ремонту и ждали сноса, а пораженные чудесами – еще и процедур экзорцизма. Если бы он повернул отсюда налево, а не направо, то улица Состраданий вывела бы его мимо ХОЗ на пятачок, прозванный Мирной Могилой. На этом месте была уничтожена Пеш, ишмирская богиня войны. Сам клочок земли опечатали, заключили в герметичную оболочку – пустую гробницу. Алхимики до сих пор его изучают и говорят, что те, кто был рядом, когда умирала богиня, навсегда повредились душой.
«Рядом был целый город», – удрученно шепнул ему внутренний голос.
Вопреки тяжелым последствиям, здешний коммерческий район оживленно гудел. Посредники и перекупщики, игнорируя царящий погром, толклись среди разрухи. Из рук в руки переходили паевые доли в перевозках оружия, в поставках алхимии, в заморских предприятиях и компаниях. Здесь за день меняло владельцев больше капитала, чем светит вору накрасть за всю жизнь, – если вор живет в Мойке, уж точно.
Он поднялся на Священный холм и отыскал нужную лавку портного. Торговали в ней в основном рясами для священников и студентов, куда ни глянь – висят накидки из серой и черной ткани. Лавка напомнила ему старый рельсовый туннель возле Виадука, пристанище тысяч летучих мышей. Они все свисали рядами, сложив