Дыхание светлячков. Мария Шелкопряд
дубинки» из обрезков изоляции от толстых кабелей или пластиковых гофрированных шлангов и дымовые шашки. Впрочем, по словам некоторых, последнее на крыс никак не действовало, но было таким едким и вонючим, что выветривалось из одежды и кожи несколько недель.
В каюте тоже не было покоя, столь необходимого для погружения в не смягчение французских согласных и артикли разных родов – высокие борта узких кроватей, предназначенные предотвращать выпадение тела при качке на борту, особенно приглянулись нашему зверю, норовившему сгрести одеяло и устроить себе дом. А через несколько дней никакие уловки уже не помогали спасти деревянный шкаф – Ылкэпэнер освоил его вскрытие в совершенстве. Ни хилый магнитный замок, ни бумажки, подложенные между дверок, не спасали от хитрого песца. Благо, под нижней кроватью имелся выдвижной ящик для вещей. Пришлось свинтить ручку, чтобы хитрый зверь его не открывал…
Так и пролетало время. Профессора Хенрика реквизировал у нас капитан, полюбивший вести с Василевичем длинные разговоры обо всем. Иногда при этом присутствовали и мы.
Когда капитан бывал в настроении на нашу долю доставалась интересная информация – про ледяную защиту и форштевень, противообледенительные устройства, пускающие пузыри и в шутку именуемые моряками «джакузи», про плавучий док – хитрую штуковину, способную прикинуться обычными причалами, а после всплыть и поднять ледокол целиком над водой для осмотра. Главный прожектор ледокола, лампа мощностью в пятьдесят киловатт прямоугольной формы, во время полярной ночи освещающая льды перед носом «Таймыра», как и до Конца Света, носила ласковое название «Солнышко»…
А как-то утром я с ужасом осознала, что «Таймыр-10» проложил путь уже для всех кораблей и приближается к пересечению с траекторией «Астры» дяди Владимира. В моей же голове из французского языка задержались только названия городов и дней недели. Запомнить палубы «Таймыра» – куда легче! Успехи сестры оказались примерно такими же. Да, мертвым не нужно спать, но смотреть, как ледокол ломает лед, не шевелясь часами – для Тали, да и для меня, занятие куда интереснее необычно звучащих слов.
«Таймыр» не плыл, а медленно ехал по ледовому полю, словно утюг, наезжая на толстый лед и проламывая его своим весом. Изредка приходилось давать задний ход, тогда ледокол крошил особо прочный лед гребными винтами. Следом, по проложенной дорожке так же неспешно тянулась вереница кораблей. Изредка, перед остановками, в отдалении на льду встречались машины, и ожидавшие нас люди махали руками или спокойно стояли, пока ледокол проходил мимо.
А внизу за бортом сплошные льды в это время превращались в крошево. Более крупные куски вздымались, переворачивались, показывая нежно-голубые бока, обычно скрытые от посторонних глаз внутри ледяного панциря.
На метеостанции мы лишены подобной роскоши – видеть сколы толстых ледяных глыб, потому мысль о том, что скоро мы неизвестно на сколько времени попрощаемся со льдом