Капитул Дюны. Фрэнк Герберт
против нас из-за того, что я должен открыть вам. Вы должны пообещать принять мое решение нашей дилеммы.
– Не зная, в чем его суть?
– Да, положившись на мои уверения в том, что мы уважаем наши соглашения с вашей Общиной Сестер.
Она вперила в него горящий взгляд, стараясь проникнуть сквозь воздвигнутый им барьер. Внешние реакции можно было толковать правильно, но что за таинственная сила кроется за его неожиданным поведением, было совершенно непонятно.
Раввин ждал, когда эта устрашающая женщина примет свое решение. Он всегда чувствовал себя неуютно в обществе Преподобных Матерей. Он знал, каким будет это решение, и испытывал по отношению к Луцилле неподдельную жалость. Он видел, что она легко читает эту жалость на его лице. Как много и одновременно мало они знают. Их власть и сила – всего лишь маска. Но как опасно их знание о Тайном Израиле!
Мы должны вернуть им этот долг. Она не принадлежит к Избранным, но долг есть долг. Честь – это честь. Истина – истина.
Бене Гессерит сохраняла Тайну Израиля во многих критических ситуациях. Его народу не надо было пространно объяснять, что такое погром. Понятие погрома глубоко запечатлелось в душе людей Тайного Израиля. Благодаря Непроизносимому, эта память не сотрется никогда. По крайней мере до тех пор, пока они не смогут простить.
Память поддерживалась ежедневными ритуалами (иногда они бывали коллективными), придававшими священный ореол тому, что должен был делать Раввин. Бедная женщина! Она тоже была пленницей памяти и обстоятельств.
Мы в кипящем котле! Оба!
– Я даю вам слово, – произнесла Луцилла.
Раввин вернулся к двери и распахнул ее. На пороге стояла пожилая женщина. Раввин сделал приглашающий жест, и старуха вошла. Ее волосы цвета старого мореного дерева были собраны в пучок на затылке. Лицо, покрытое морщинами, напоминало сушеный миндаль. Но какие глаза! Они были совершенно синие! И какая стальная твердость в них…
– Это Ребекка, женщина из нашего народа, – сказал Раввин. – Я уверен, вы понимаете, какую опасную вещь она сделала.
– Испытание Пряностью, – прошептала Луцилла.
– Она прошла его очень давно и с тех пор служит нам верой и правдой. Теперь она послужит вам.
Луцилле надо было убедиться самой.
– Ты можешь делить Память? – спросила она.
– Я никогда не делала этого, леди, но знаю, как это делается. – Говоря это, Ребекка подошла к Луцилле почти вплотную.
Женщины наклонились друг к другу и их лбы соприкоснулись. Руками они обняли друг друга за плечи.
Их сознания стали единым целым, и Луцилла послала мысленный приказ: «Это должны получить мои Сестры».
– Я обещаю, дорогая леди.
В этом слиянии душ не было места обману, искренность была скреплена чувством неминуемой смерти, которое вызывалось меланжей, действием, которое древние фримены называли «маленькой смертью». Луцилла приняла клятву Ребекки. Дикая Преподобная Мать еврейского народа посвятила