Двенадцать. Евгения Васильева
что вы там в своем мире делаете. Ты вообще знаешь горох?
– Я знаю горох, и другие растения, и как они появляются, – я решила объяснить парню степень моего ужаса, чтобы мы были на одной ступени, и он не думал, что мы там вообще не едим.
Внезапно я осознала, что я действительно говорю с человеком, который смотрит на мир иначе:
– Только мы не умеем влиять на течение природного процесса. Между посадкой семени и появлением плодов проходят месяцы, пока растение развивается.
– И что же вы едите эти месяцы?
– Мы ходим в магазин.
Не знаю, сколько вопросов выражали мои глаза, но во взгляде Моэра удивительным образом были перемешаны удивление, любопытство и, жалость что ли. Сразу куча вопросов не сорвалась с губ парня исключительно по причине того, что двадцать минут назад расцветшая лоза молодого зеленого горошка только что привлекла внимание пушистого шмеля. Заметив это, Моэр забыл про наш разговор и стал следить за движениями маленького существа, кропотливо избирающего лучший цветок. Посетив практически все, полосатая точка улетела, унеся на себе пыльцу мелких белых цветов и, надеемся, оставила пыльцу других.
– Я уже подумал, что нужно было сажать огурцы, здесь у каждого вокруг дома они растут, – оглянувшись и не увидев отклика понимания в моих глазах, парень продолжил. – Очень мала вероятность, что у этого единственного шмеля на лапах была пыльца гороха. Ты же знаешь, что суть опыления в обмене частицами между мужским растением и женским? Ближайшие посадки гороха далеко.
– Да, у меня есть поверхностные знания о пестиках и тычинках, – ответила я и по необъяснимой причине стала излишне выразительно жестикулировать. – Что ты собираешься делать теперь?
Вместо ответа парень снова повторил свои веерообразные сжимания кулаков, а затем приложил раскрытые ладони к земле так, чтобы между ними находился только стебель гороха, выглядывающий из земли. Так продолжалось минут пять, и я уже начала сомневаться, не показалось ли мне издалека, и, быть может, этот росток гороха и рос здесь до нашего прихода и просто был покрыт землей, и Моэр его отряхнул. Но, как при ускоренной съемке, цветы начали шевелиться и терять свои белоснежные лепестки, сквозь оставшиеся зеленые соцветия стали проглядывать небольшие зеленые шарики, увеличивающиеся в длине с каждой секундой. Будущие стручки росли буквально на глазах и меняли форму от созревающих внутри горошин. Те цветы, которым не досталось пыльцы, погибли и свернулись, что также случилось и с одним стручком, который появился раньше остальных. Он почти погиб.
– Нужно вовремя остановиться, – шепотом проговорил парень. – Иначе они перескочат момент съедобности. Угощайся.
После этих слов Моэр сорвал засохший стручок и выбросил горошины ближе к реке. Оставшиеся мы поделили пополам, и один из доставшихся Моэру стручков пошел обратно к нему в мешочек, откуда он достал самую первую горошину.
Вкус был самый обыкновенный, но за счет того, что последний прием пищи на моей памяти был еще до похода