К себе. Мария Архипова
Но в тот момент стучала в дверь мама, а я не осознавал, чего она от меня хочет. Я смотрел в пол, обняв колени. Час, два, или три.
Впоследствии поразмыслив, я принял решение, что дам себе последний шанс. Я не мог просто так взять и отпустить все: не из тех же я людей, которые выходят в магазин и уезжают в другую страну! Я определился, что попробую устроиться на работу и бросить, если осточертеет.
Не на те же грабли, черт тебя возьми?
***
Была Америка, Милуоки. Мне было двадцать пять.
Я снимал апартаменты 4В в многоэтажном доме в сорока пяти минутах езды от центра вместе со своим коллегой Биллом; вместе мы работали в институте информационных технологий, ездили на общественном транспорте на работу и возвращались домой.
Последний шанс растянулся на три года. Я понял, что зря потерял время в университете, когда в первый рабочий день сказали, что научат всему сами. А осознание, что зря потеряю следующие несколько лет, пришло во второй день. И конца я этому не видел.
Пока однажды по приезде домой я не встал перед запылённым зеркалом в прихожей. Я рассматривал отражение и не узнавал того улыбающегося паренька со сбившимися волосами. Вместо него на меня смотрело нечто с кожей бледно-серого цвета, фиолетовыми пятнами под выражающими только страх и удивление, словно у фарфоровой куклы, глазами. Я провёл рукой по лицу и не вспомнил, когда последний раз брился. Я увидел в зеркало гостиную и не вспомнил, когда в ней кто-то последний раз убирался. Я вышел на середину комнаты, оглядел её; из соседней летели несвязные крики Билла – вероятно, он смотрел очередной матч.
Тут в голову ударило горячей волной, все вокруг поблекло и цветовой спектр будто сжали в ладони, оставив исключительно черный и белый. Не помня себя, я смахнул все со стола. Разбилась посуда,телефон. Порвалась отчетная работа.
Я пнул с размаху стул, у которого тут же отломилась ножка. Я громил все, что попадалось мне на глаза. Я ненавидел каждый осколок этой немытой посуды, каждый лоскут грязных обоев, каждую щепку рассохшейся мебели. Я подошел к зеркалу и замер перед ним на секунду: я чувствовал, как по каждой частице тела разливается разъедающая изнутри ненависть. Через еще одно мгновение в зеркале уже были миллионы моих отражений, запачканных кровью.
Опомниться заставил Билл, услышавший, видно, звон разбившегося зеркала. Я обернулся на него и с трудом подавил вторую волну ненависти. Маленькие заплывшие глазки с почти животным ужасом оглядывали весь погром, щетинистое лицо его было в крошках, рука нервно тряслась, сжимая жестянку содовой.
– Мужик, ты чего? – его привычный бас сорвался на фальцет.
Я медленно отвернулся, смотря в пол и пытаясь сосчитать до десяти. Мозги кипели. Еле собравшись, в попытке говорить как можно спокойнее, я пробормотал:
– Ничего не спрашивай. Пожалуйста. Не попадайся на глаза.
Это все, что я отчетливо помню. События после происходили будто не со мной: в сознании они встают картинками, отрывочными кадрами, как в калейдоскопе.
Это была словно не мною прожитая жизнь.
Помню себя бросающим