Гитлер, Баксков и другие… Книги первая и вторая. Мирослав Палыч
не съехала на обочину, увидев, что вытворял на Мальдивах сопран с этой длинноногой Настасьей… Теперь Марте о новом знакомом стало известно все – все его привычки и наклонности. Ей стало известно и имя его любимого кота, и даже самая необузданная страстишка сопрана – непременно собирать зрительских букетов хоть на один, но больше, чем певщик Филипп.
– Ведьма… Матерая чехословацкая ведьмища… – прошептали губы все еще стоящего с протянутыми руками Николая.
В этот момент у него было чувство, как будто бы он при полном зале на сцене «Метрополитен-оперы» вдохновенно исполнял «Я цыганский баро-о-н, у меня много же-е-н!», и на слове «жен» ему некто, подосланный конкурентом мерзавец, подкравшись сзади, вдруг ткнул в рот яблоко… да еще и кислейшее…
«Вот же облом! Обло-ом… И откуда она знает про Настасью? Непостижимо!» – не переставал удивляться разочарованный в лучших надеждах сопран, поднимаясь в номер, кстати, заказанный, как выяснилось, для него Мартой.
Когда усталый и расслабленный Баксков полулежал в ванне с бокалом «М-м Клико» в руке, его эротические мысли вокруг неких ландшафтов тела Настасьи навязчиво отвлекались образом Марты. В этой женщине для Николая таилась какая-то мощная и неотвязная трансцендентная притягательность.
***
Лейтенат Путен под видом путешествующего по Чехословакии бюргера, якобы между делом интересующегося чешскими рецептами производства безалкогольного пива, сидел за столом одного из Краковских кабачков и думал о своей скромной роли в предстоящих судьбах мира. Абакумов в их последнюю встречу говорил ему об уверенности Сталина в том, что промышленность Германии в назревающей Большой войне будет во многом опираться на чехословацкий промышленный паровой комплекс, и поэтому назрела задача построения здесь разветвленной и сильной агентурной сети. Задача была непростая, учитывая то обстоятельство, что более-менее профессиональные агенты Скобеивы из игры вышли. Ольга после выполнения сложного задания набиралась сил в Мункачском ведомственном санатории. Ее муж Евген был переброшен в Прибалтику. А подающий надежды параллельный резидент Соловеев-Ульрихт давно просился в отставку, напирая на беременную четвертым ребенком жену и накопившиеся по субботам пропуски в синагогу, за какие его нещадно корил тамошний злой ребе. Хоть сам лейтенант был, можно сказать, железным и работоспособным, но и ему требовалась пауза, для выработки дальнейших планов. Но в этом шумном кабачке один подвыпивший грузный крестьянин-чех уже четвертый раз подряд заказывал музыкантам песню про «Ежа с бажен», что путало мысли и мешало сосредоточиться. После второго бокала у лейтенанта Путена появилось желание бросить музыкантам пачку подотчетных крон и заказать им десятикратно исполнить «Полковнику никто не пишет». Потом показать толстяку кукиш и уйти. Но бывалый вышколенный разведчик отогнал от себя эту мысль и стал раздумывать о том, каким образом ему возможно будет привлечь к дальнейшей работе Александра Соловеева-Ульрихта,