Любимая учительница. Мария Зайцева
и самыми разными связями, а Дзагоев – тоже непростой парень, с небедными родителями, обеспечивающими ему хорошую такую подушку безопасности в столице.
Так, по крайней мере, говорили.
Я только головой покачала.
Да уж, мажор на мажоре.
Конечно, зачем им меня слушать?
Какой им Достоевский с Буниным?
Они еще в первую нашу встречу меня раздели, разложили, поимели всеми способами и обратно одели.
Я для них кукла говорящая.
Игрушка.
После полученной информации, в которой, кстати, кое-что настораживало, но я не могла пока понять, что, отношение мое к развеселой парочке только ухудшилось.
А, учитывая, что и в целом ситуация была не особо хорошая, думаю, вполне понятно, что лекции в физкультурном отделении превратились в испытание.
Я даже малодушно подумывала плюнуть на все и вернуться обратно, в свой родной институт, в родное теплое болото, где все жабы и мухи знакомы, но пока что перебарывала себя. Уговаривала.
Это мой шанс. Я не должна его упустить. А испытание… Ну что ж, это только закалит характер.
Хотя, куда уж больше.
Я отвлеклась от конспекта занятий, посмотрела в окно на разгулявшуюся осень, но мысленно опять улетела на час назад, на последнюю вечернюю пару у выпускников физотделения.
Поежилась. Все же, несмотря на мое отношение, царапали меня эти взгляды.
Особенно ИХ взгляды.
Они были совершенно разные.
Наглый, хитрый, все понимающий и ПРИГЛАШАЮЩИЙ взгляд Глеба. Он любил ошеломлять внезапностью. Вроде сидит, глазеет в окно, а затем – РАЗ – и уже серые пронзительные глаза встречаются с моими, вспыхивают, прищуриваются, чуть ли не подмигивают, с полным осознанием своей силы, власти, намерения. Уверенности. В том, что, стоит ему лишь захотеть, и я побегу за ним, роняя туфли и размахивая трусами, как белым флагом.
Эта уверенность бесила. Раздражала ужасно. Так и хотелось остановить лекцию и крикнуть ему: "Да что ты о себе думаешь?"
Ну и остальные слова, не относящиеся к великому русскому.
Хуже его взгляда был только обволакивающий, гипнотизирующий, черный до ужаса взгляд его друга, Давида.
В отличие от Глеба, тот не прятался за мнимыми посторонними раздражителями, приходил на занятие, садился на заднюю парту и смотрел в упор. И всю лекцию его черный дикий взгляд мучил меня, заставлял покрываться испариной и нервной дрожью.
Здесь можно было бы предположить, что это я такая ненормальная, так реагирую, а парни, вполне вероятно, просто смотрят и ни о чем таком не думают…
Но, черт возьми, в группе было еще два полтора десятка парней, и их взгляды, порой жадные, пошлые, развязные, меня никак не задевали вообще.
Как я уже сказала, я научилась воспринимать их как необходимое зло, определенный этап взросления молодого человека.
Ну что поделать, если я по возрасту и по внешности больше похожа на их однокурсницу, чем на преподавателя?
Только если однокурсница села за парту, и не видно ее, то я – вот, прямо перед ними, все девяносто минут