Ланарк. Жизнь в четырех книгах. Аласдер Грей
приемами. Я беспомощна в этом ледяном гробу, так к чему же медлить?
– Озенфант тебя не мучил.
– А ты думаешь, я в восторге от этого шума? Балетная музыка! Женщины порхают и плывут в лунном свете, как лебеди и облака; взлетают из рук мужчины, как пламя свечи; женщины пренебрегают роскошными царскими и императорскими палатами. Да, обманщик болтал языком, не оставляя пищи моему воображению. Он говорил, когда-то и я могла творить нечто подобное. «Откройте сердце музыке, – говорил он. – Рыдайте от души». Кожа моя непроницаема, так что он насиловал мои уши, как и ты.
– Я не насиловал твои уши.
– Тогда зачем ты кричал?
– Я не кричал!
– Не впадай в истерику.
– Я не впадаю в истерику.
– Как же, ты абсолютно спокоен.
– Как я могу быть спокоен? – взревел Ланарк, но его оглушило эхо под тесным сводом.
Он сложил руки на груди и нахмурился. Гром стих, сменившись слабым звоном, сопровождавшимся (или Ланарку это показалось?) отзвуками смеха. Наконец он тихо произнес:
– Мне уйти?
Она ответила неразборчивым бормотанием.
– Я не расслышал.
– Можешь рассказать мне о себе.
– Мой рост чуть больше пяти с половиной футов, вес около десяти стоунов. Глаза карие, волосы черные, группу крови я забыл. Мне было за двадцать, теперь стало за тридцать. Меня считали замкнутым и слишком серьезным, но недавно один надежный человек назвал меня проницательным, упрямым и достаточно умным. Прежде я был писателем, а теперь доктор, но не потому, что этого хотел, – просто мне посоветовали. Я вообще если и хотел чего-то, то недолго. За исключением свободы.
Раздался смех, похожий на звяканье металла.
– Да, это смешное слово, – согласился Ланарк. – Все мы вынуждены определять это понятие своим способом, непонятным другим людям. Но для меня свобода – это… – Он задумался. – Это жизнь в городе у моря или у подножия гор, где солнце светит не меньше половины дня. В моем доме должны быть гостиная, большая кухня, ванная и по спальне на каждого члена семьи. Работа поглощает меня без остатка, так что я не задумываюсь о том, счастлив я или печален. Может, я чиновник и как следует делаю полезное дело. Может, я проектирую дома или дороги для города, где живу. К старости я куплю коттедж на острове или в горах…
– Мерзавцы, мерзавцы, мерзавцы! – Голос дрожал от ярости. – Мерзкие ублюдки, пославшие мне убийцу вместо врача!
В барабанных перепонках у Ланарка зазвенело, в кожу головы словно бы вонзились иглы. Его захлестнула волна ужаса, в которой он барахтался, пытаясь встать; затем ее сменила волна ярости, он сел, наклонился и прошептал:
– Ты не имеешь права презирать меня за мои плохие дела, если не признаешь хороших.
– Расскажи о них, много их было? Так ли они прекрасны?
– Доктор Ланарк готов к выходу! – крикнул он.
В другом конце комнаты открылась круглая панель. Осторожно переступая через тело, он помедлил, прежде чем перенести на другую сторону вторую ногу. Плечи его упирались в свод.
– Прощай! – произнес он с