Философская теология: вариации, моменты, экспромты. Владимир Шохин
времени включительно) развитие «философии религии», под которой понималась (и сейчас понимается, хотя уже и не эксклюзивно) рациональная теология в академическом пространстве. Призыв же к третьему повороту того же «колеса» прозвучал в «Совете христианским теологам» Алвина Плантинги (1984), который убедил, как выяснилось позднее, многих христианских философов в том, что им следует не столько переубеждать секулярных философов (воспитанных на совершенно других «ценностях»), сколько заниматься своими «христианскими проблемами», другими словами, не доказывать правоту теизма (которую все равно не докажешь тем, кто не хочет, чтобы ему ее доказали), а, скорее, разрабатывать философию собственного вероучения[193].
Любые советы, как известно, воспринимаются только при готовности их услышать, а готовность освободиться не только от ограничений «философии критики языка», но и от тех, которые веками налагала на «теологию разума» «теология Откровения», имела давние исторические корни[194]. Так, на рубеже ХХ-XXI веков кристаллизуется бренд под названием философская теология[195] (которую я предпочитаю называть «философской теологией в узком смысле», о ней же «в широком смысле» см. ниже), а иногда и христианская философская теология, который в настоящее время, преимущественно в Америке, переживает эпоху «калифорнийской золотой лихорадки», завоевывая журналы, издательства и гранты. Средний предметный куррикулум общих антологий и тематических сборников под этими «титлами» включает разделы по структуре теистических верований, по Откровению и богодухновенности Писания, по Божественным атрибутам (простота, необходимость, вездесущесть, (а)темпоральность, (все) могущество, (все)ведение, (все)благость), по Провидению и проблеме зла, и даже по просительной молитве (иногда вспоминают и об этике), но наибольшее внимание уделяется философской интерпретации христианских догматов – о Св. Троице, Боговоплощении, первородном грехе и Искуплении, Воскресении Христовом и воскрешении мертвых[196]. Гораздо меньшее внимание уделяется экзистенциально едва ли не самому важному – посмертному существованию конечных разумных существ и практически никакое – самим обоснованиям существования Бога, которые всегда составляли исходный топос рациональной теологии.
Объяснений, сколько-нибудь внятных, этой второй лакуны мне вычитать нигде не удалось[197], а она является одновременно и логической, и исторической, так как те классики философской теологии, которые являются наибольшими авторитетами и для современных англо-американских «философских теологов», придерживались этого «исходного топоса» как основания для рассмотрения всех прочих. Классики же эти следовали Аристотелю, который более чем оправданно считал, что о свойствах вещи следует рассуждать только после того, как выяснено, что она вообще есть, а потому и у Фомы Аквинского обоснования существования Бога предшествуют Его атрибутам, и у Франсиско
См.: [Аналитический теист, 2014: 467–495].
К. Файерайс в классическом труде убедительно показал, что попытка освободить теологический разум от любого «внешнего авторитета», которая и формировала основную интонацию деизма, впервые демонстрируется уже в «Естественной теологии» каталонского врача-философа Раймунда де Сабунде (1385–1436), последователем которого немецкий историк мыслит и знаменитого Роберта Беллармина (1542–1621) [Feiereis, 1965: 6–10].
Правда, солидные сочинения под названием «философская теология» стали появляться и раньше. См., напр.: [Tennant, 1928–1930; Flew, MacIntyre, 1955]. Но до бренда было еще очень далеко в эпоху и второй из названных книг, не говоря уже о времени создания первой.
Основными изданиями по предмету правильно считать следующие (в хронологическом порядке) [Morris, 1991; Davis, 2006; Rea, 2009; Flint, Rea, 2009; Crisp, 2009; Taliaferro, Meister, 2010]. Книга Т. Морриса и «Оксфордское руководство» Т. Флинта и М. Рея на русский язык переведены.
Пороки нередко бывают продолжениями добродетелей, как хорошо известно, не только у частных лиц, но и у целых философских традиций. В англо-американской аналитической философии «проблемоцентричность», сближающая ее с конкретными науками, «компенсируется» пренебрежением к методологическим обоснованиям работы с проблемами. В некоторых из перечисленных только что трудов глухо выражается мысль, что философская теология – частная ветвь общей философии религии, а потому в ней может быть опущено что-то из куррикулума второй, а что-то может быть, напротив, детализировано (см., в частности: [Адамс, 2013: 2; ОРФТ: 33–34]). Составители «Кембриджского сопроводителя по христианской философской теологии» также не сомневаются, что «это предприятие часто описывается в качестве философской теологии, которую можно рассматривать как ветвь всеобщей (overall) области философии религии» [Taliaferro, Meister, 2010: XIII]. Эпистемическая законность считать предметами философии религии предметы рациональной теологии не бóльшая, чем считать, что философия науки должна заниматься самими законами природы, а не сущностными характеристиками, языком и ценностными ориентирами самой науки или сменой научных парадигм.