Земные Боги. Через Небо. Ксандра Силантье
неоднократно наблюдением. В старом двухэтажном доме напротив, было четыре квартиры, но жили там не семьи. Лишь те, которым больше не куда уйти. Отчасти это правда. Они боялись выйти из привычных бегов. Боялись крутить жизнь по-новому.
В квартире на втором этаже проживали японский военный с маленьким сыном, который постоянно плакал. Вне дома капитан был крайне жесток. Однажды, возвращаясь поздно вечером, на него напали. Но что это значит для военного – лишь тренировку. Он «усыпил» троих всего несколькими движениями, и казалось, что даже не коснулся их. Он не рассекал воздух, все было наоборот, его будто подталкивало, и с каждым движением все походило на изящный танец. Каждое движение, мастерски отточенное, не могло оставить равнодушным. Песня мести под окном спящего сына. Было ли это наказанием для них? Необходимая потребность израсходовать накопившуюся накипевшую ярость? Или выражение натуры? Был ли он жесток? Мог ли поступить иначе? Ответами на вопросы были «да», но всегда есть «но». Но их было трое; это было недоразумение, несчастный случай.
И здесь же всплывает или ты, или тебя. Кто-то скажет самооборона. Но она, предполагает лишь обезвредить противника.
Жестокости от возмездия нет оправдания, когда жертва становится палачом.
После, он отряхнулся, заметив меня, посмотрел в глаза. А в них ни человеческого, ни животного. Во взгляде то ли светящимся в темноте, то ли тускневшем среди фонарей, присутствовала концентрация. Я понял кто передо мной. Машина. Возбудимый раздражитель, отзывающийся на малейшие эмоциональные колебания. Что-то будоражащие и может хищное, что кричит о природе.
Мили секунды хватило, чтобы разговор глаз закончился пониманием. Точным и холодным. Важно, что излучали его глаза. Как танцевал движениями, он также виртуозно распоряжался своими немыми высказываниями. Зачем наблюдал за ними, может, чтобы не потерять последнее и общее, или чтобы не забыть кто я? Убийца? Зверь? Мститель? Шаги, как капли выбивали раздумья. В лабиринте я не нашел ответа.
Вторая квартира была кусочком другого мира, настолько лишенного прекрасного, и отчаянно пытавшегося видеть то самое прекрасное в окружающем.
Парню было около двадцати. Его квартира – преодоление его же страхов. Везде, именно везде, висели зеркала. Так много, что казалось он просто нарцисс. Но все было до ужаса по-другому. Он очень любил цветы. Это наследственное. Никуда не ходил, да и передвигаться толком не мог. Иногда кажется, что молчаливые люди постоянно думают, но этот оказался не их из числа. Выражение лица трогало пустотой – атрофированность мыслительной жизни.
Почти всегда его лицо оставалось таким. Когда появлялась она, в нём ничего не менялось, – меняла она. Она, вживляла в него раздумья и жизнь. Только она вдыхала живость в пустое. Вызывала у него иллюзию радости, но в нём лишь бездонная тьма холода.
Как-то вечером сидя у окна, вопрос «как и что случилось?» даже не встряхнул его. Ни голос, ни взгляд, ни прикосновения к ней