Все зеркало. Сборник
сарматы, и мохноштанные кефу, и барбары в войлочных шапках.
Кого закапывали в песок, кого протыкали копьями, кого брали с собой в рабы.
Один раз на обоз напали без переговоров, и зеркало едва успели установить. Зейнаб и Тейша потом чистили его до утра, изведя полмешка песка и меняя руки.
Песок чернел, ладони гудели от усилий.
– Я не хочу ваших смертей, – говорил халиф.
– Мы все должны думать о детях, – говорил халиф.
– Я всем дам еду и кров. Никто не будет обижен, – говорил халиф.
– Слышишь? – наклоняла потом голову Зейнаб. – Он думает: «Да выклюют вам глаза птицы! Да иссохнут ваши чресла! Да сгинет род!»
Тейше хотелось вцепиться старухе в волосы.
– Признайся! – кричала она. – Ты ненавидишь его! Он честный, высокий, умный. А кто ты? Старуха! Он не ляжет с тобой даже после года воздержания!
– Это да, – улыбалась Зейнаб.
А Тейша задыхалась от злости. Ей не слышалось ничего.
Багатуры были грозные, в кольчугах, наголо обритые.
За скрещенными копьями багатуров был виден поднятый полог шатра и халиф, возлежащий на низкой тахте. Перед халифом стоял столик с фруктами, и он лениво перебирал их – то персик повертит, то от граната рубиновое семечко отщипнет.
– Господин мой Муннар! – упала на колени Тейша. – Да пребудет в веках ваша слава великого правителя!
Халиф прикрыл глаза.
– Чего тебе, девочка?
– Мне надо сказать вам…
Халиф щелкнул пальцами, и копья багатуров разошлись.
– Ползи ко мне, девочка.
Тейша поползла.
Сначала по песку, потом по ковру. Замерла у столика, не смея поднять взгляд выше замерших у ее головы туфель.
В груди обещанием счастья колотилось сердце.
– Ты же моя чистильщица, да? – спросил халиф.
– Да, господин мой, – осмелилась выпрямиться Тейша.
Халиф Муннар ибн-Хайяр абу-Терим кивнул.
– И что ты хочешь мне сказать?
– Старуха Зейнаб думает о вас плохое! – выпалила Тейша. – Она говорит, вы совсем не такой, как в зеркале.
Халиф хмыкнул.
– А ты уже научилась чистить его?
– Я могу чистить зеркало целую ночь!
Халиф подошел к столику. Пальцы выкрутили виноградину, сочную, почти черную.
– Лови!
Тейша, вскинувшись, поймала ртом мелькнувшую в знойном воздухе ягоду. Ягода лопнула на зубах. Слаще, кажется, ничего не было.
Халиф засмеялся.
– Ловкая!
Ночью Зейнаб пропала.
Пропали и ее узлы и тряпки. В углу повозки осталось пустое, неуютное пятно от ее циновки. Тейша накрыла его ковром.
Ближе к полудню явился халиф.
– Ты теперь единственная чистильщица, – заявил он.
– Да, мой господин, – улыбнулась Тейша.
Халиф прищурился.
Губы его приоткрылись. Высунулся и спрятался язык.
– Любишь меня?
Опустив глаза, Тейша кивнула.
– Повернись, – приказал халиф.
Девочка