Выдача преступников. А. И. Бойцов
можно было бы проводить разбирательства по делам о серьезных международных преступлениях (в том числе по делам о терроризме), и включения таких судов в систему ООН.
Изложенные обстоятельства являются свидетельством того, что в международном праве активно продолжается процесс создания международной уголовной юстиции, а вместе с ним – процесс формирования международного уголовного процесса. И несмотря на то, что традиционная концепция о комплексном характере международного уголовного права продолжает владеть умами,[424] в настоящее время наблюдается тенденция к более четкому разграничению материального и процедурного уголовного права как на нормотворческом, так и на доктринальном уровне.
Указанная тенденция проявилась не только в предложенном Комиссией международного права Проекте Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. Согласно ст. 15 Устава Международного трибунала по Югославии данный орган был наделен «полузаконодательной» функцией по подготовке уголовно-процессуального кодекса, в рамках осуществления которой 11 февраля 1994 г. Трибунал принял Правила процедуры и доказывания, а 5 мая 1994 г. – Правила содержания под стражей.[425] В Римском статуте нормы материального уголовного права (составы преступлений, общие принципы ответственности) и процессуального (вопросы процедуры и судоустройства) также регламентируются раздельно, при том, что в развитие Статута еще предстоит принять Элементы преступлений и Правила процедуры и доказывания.
Результатом этой эволюции являются все чаще встречающиеся утверждения об оформлении международного уголовного права и процесса в самостоятельные отрасли, имеющие свои специфические предметы, режимы юридического регулирования и круг применимых правовых источников.[426]
Отмеченное разделение международных уголовно-правовых норм материального характера и соответствующих им процедурных норм является важным и для понимания того, какие вопросы экстрадиции лиц, виновных в совершении международных преступлений, носят уголовное, а какие – уголовно-процессуальное значение. Ибо обособление международно-правовых норм процессуального и судоустройственного характера, с одной стороны, и систематизация международно-правовых норм уголовно-материального характера, должная завершиться принятием Международного уголовного кодекса, – с другой, неизбежно связаны с определением места, отводимого в этом Кодексе вопросам юрисдикции и экстрадиции.
Здесь следует иметь в виду, что учреждение постоянно действующего международного органа правосудия не затрагивает права государств самим судить лиц, совершивших международные преступления. Более того, в отличие от Уставов международных трибуналов по Югославии и Руанде, признающих параллельную юрисдикцию, но недвусмысленно закрепляющих приоритет их юрисдикции по отношению к юрисдикции национальных судов,[427]одним из основных принципов организации постоянно
См.:
См. соответственно: Док. ООН IT/32 и IT/38/Rev.3.
См.:
С вопросом о применимом праве тесно связан вопрос о применимых мерах наказания. В свете отмеченной тенденции весьма вероятным представляется в перспективе и выделение из международного уголовного права норм, посвященных регламентации процедуры исполнения наказания, с обособлением их в относительно автономное образование – международное пенитенциарное право.
В основе решения этого вопроса должно лежать предварительное решение проблемы назначения наказания в рамках международного уголовного права, и прежде всего установление шкалы наказаний и определение исполняющих их пенитенциарных учреждений. Пока же уставы международных уголовных судов оставляют большую свободу судейскому усмотрению в назначении наказания, ограничивая ее лишь невозможностью выбора его вида, каковым может быть только тюремное заключение. Что же касается его сроков, то в их определении суды должны руководствоваться общей практикой вынесения приговоров о тюремном заключении в национальных судах бывшей Югославии или Руанды (ст. 24 Устава Трибунала по Югославии и ст. 23 Устава Трибунала по Руанде).
Соответственно, отбытие тюремного заключения предполагается в Руанде или в любом из государств, выразивших готовность принимать у себя осужденных для исполнения назначенного наказания в соответствии с применимым в них законодательством при надзоре со стороны международного трибунала (ст. 27 Устава Трибунала по Югославии и ст. 26 Устава Трибунала по Руанде).
Таким образом, сфера применения национального права при назначении наказания и исполнении приговора остается весьма значительной. Между тем очевидно, что и на стадии исполнения приговора борьба с международными преступлениями не должна рассматриваться в качестве частного дела государства, на территории которого или гражданами которого они были совершены. Поэтому избавление пенитенциарных учреждений от жесткой привязки к национальному законодательству представляется неизбежным.
Симптоматичным в этом отношении представляется Римский статут, который устанавливает приблизительную шкалу наказаний (лишение свободы на срок до 30 лет, пожизненное лишение свободы, штраф, конфискация доходов, имущества и
активов, полученных в результате преступления), называет критерии определения меры наказания (тяжесть преступления и личность осужденного), а также указывает на несвязанность этих правил с применением мер наказания, установленных национальным законодательством государств (см. ст. 77, 78, 80).
Собственно, в том же состоит и специфика функционирования норм международного права, обусловливающих ответственность за преступления международного характера. В отличие от внутреннего уголовного законодательства международные конвенции, как правило, лишь устанавливают преступность тех или иных деяний, в некоторых случаях более или менее подробно характеризует их составы, оставляя открытым вопрос о конкретной санкции за их осуществление, не указывая конкретной меры наказания (в лучшем случае рекомендуется тот или иной вид наказания). Ее установление – исключительная прерогатива каждого отдельного государства. Но в данном случае такая ситуация представляется совершенно оправданной, так как указанные нормы, не обладая свойством самоисполнимости, не предполагаются к прямому применению силами международной юстиции, подлежат имплементации в национальное законодательство, где они и обретают недостающую санкцию, применяемую соответственно органами национальной юстиции.
Это означает, что на любом этапе судебного разбирательства Международный трибунал может официально просить национальные суды передать ему производство по делу при том, что возможности движения данного дела в обратном направлении, т. е. передачи его Трибуналом национальным судам, Уставом не предусматривается (см.: ст. 9 Устава Трибунала по бывшей Югославии и ст. 8 Устава Трибунала по Руанде).