Когда мертвые заговорят. Вики Филдс
мое?
Ной вновь промолчал, потому что ответ был и так известен: пока я не спасу Леду Стивенсон от самоубийства, то буду скитаться по земле телесным призраком. И Эттон-Крик не отпустит меня. Здесь все началось много лет назад, здесь все и закончится.
Дориан вернулся спустя пятнадцать минут, и все это время мы с Ноем молчали, думая каждый о своем. Он смотрел на гроб, а я в окно. Вместе нам было уютно как раньше, не было необходимости о чем-либо говорить. Мы остановились, чтобы отдышаться. У меня возникло чувство, что после ухода из особняка Харрингтонов я не бежала вперед, а оставалась на месте.
– Ты зачем здесь, Кая?
Ной тут же оценил Дориана испепеляющим взглядом, будто он задал самый глупый на свете вопрос. Но я знала, что Ной на самом деле боится, что такие вопросы заставят меня еще раз обо всем подумать. Передумать. Я невозмутимо ответила:
– Доктор Арнетт сказал, что ты болен, поэтому я решила тебя проведать.
– Правда?
– Нет.
Дориан нахмурился и неодобрительно поджал губы.
– Очень смешно.
– Я действительно искала тебя, если интересно, – продолжила я. – Нам нужно поговорить.
– А можно перенести этот чрезвычайно важный разговор на завтра? – саркастично спросил он, многозначительно посмотрев на настенные часы. – Поздновато, или, точнее, рановато для важного разговора. Три утра. – Я продолжала молча взирать на него, сидя в той же позе, что и прежде: локти на столе, спина прямая, ноги на ширине плеч. Дориан вздохнул. – Не поздно? Ладно. – Он сдался. Приблизившись к столу, плюхнулся на свое прежнее место и скомандовал фальшиво-позитивным голосом, чтобы Ной подавал супербульон.
Тот вскочил, обрадовавшись, что может заняться любимым делом, и, напоследок спросив, приготовить ли мне чай или кофе, стал суетиться у плиты.
Я начала свой рассказ издалека, стараясь не выдавать голосом тех эмоций, которые испытывала, когда это происходило со мной. Я рассказала Дориану о маме и Дэйзи Келли, о том, кто на самом деле мой биологический отец, о том, что сделали мои настоящие родители, чтобы защитить меня.
В какой-то момент Дориан перестал хлебать суп, а Ной забыл о конфетах, которые грыз до этого. К концу пересказа часы показывали 04:47.
Несколько минут я молчала, но не для того, чтобы гнетущая обстановка на кухне стала еще хуже, а чтобы Дориан перестал таращиться на меня. Справа от меня Ной, сидя на кухонной тумбе, возобновил излюбленную деятельность, принявшись грызть какие-то зачерствевшие сухари, которые некоторое время назад нашел в буфете: «Грех выкидывать!»
– Все, что я рассказала, это правда, Дориан, – повторила я в третий раз, мысленно приказывая ему перестать таращиться так, будто у меня течет из носа или глаза превратились в лазеры; будто я – больше не я; напоминая о том, кто я теперь.
Он прикусил нижнюю губу, явно сдерживаясь, чтобы не сболтнуть чего-нибудь этакого, затем издал странный звук – то ли вздохнул, то ли хмыкнул, и затем беспомощно глянул на Ноя в поисках поддержки. Потом сдался и, откинувшись на