Цветаева без глянца. Отсутствует

      Марина Ивановна Цветаева. Из письма С. Я. Эфрону. Москва, 27 русск‹ого› февраля 1921 г.:

      Мой Сереженька!

      Если Вы живы – я спасена.

      18го января было три года, как мы расстались. 5го мая будет десять лет, как мы встретились.

      – Десять лет тому назад. –

      Але уже восемь лет, Сереженька!

      – Мне страшно Вам писать, я так давно живу в тупом задеревенелом ужасе, не смея надеяться, что живы – и лбом – руками – грудью отталкиваю то, другое. – Не смею. – Вот все мои мысли о Вас.

      Не знаю судьбы и Бога, не знаю, что им нужно от меня, что задумали, поэтому не знаю, что думать о Вас. Я знаю, что у меня есть судьба. – Это страшно. –

      Если Богу нужно от меня покорности, – есть, смирения – есть – перед всем и каждым! – но, отнимая Вас у меня, он бы отнял жизнь – жизнь, разве ему ‹недописано›

      А прощать Богу чужую муку – гибель – страдания, – я до этой низости, до этого неслыханного беззакония никогда не дойду. – Другому больно, а я прощаю! Если хочешь поразить меня, рази – меня – в грудь!

      Мне трудно Вам писать.

      Быт, – всё это такие пустяки! Мне надо знать одно – что Вы живы.

      А если Вы живы, я ни о чем не могу говорить: лбом в снег!

      Мне трудно Вам писать, но буду, п. ч. 1/1 000 000 доля надежды: а вдруг?! Бывают же чудеса! –

      Ведь было же 5оe мая 1911 г. – солнечный день – когда я впервые на скамейке у моря увидела Вас. Вы сидели рядом с Лилей, в белой рубашке. Я, взглянув, обмерла: «– Ну, можно ли быть таким прекрасным? Когда взглянешь на такого – стыдно ходить по земле!»

      Это была моя точная мысль, я помню.

      – Сереженька, умру ли я завтра или до 70 л‹ет› проживу – всё равно – я знаю, как знала уже тогда, в первую минуту: – Навек. – Никого другого.

      – Я столько людей перевидала, во стольких судьбах перегостила, – нет на земле второго Вас, это для меня роковое.

      Да я и не хочу никого другого, мне от всех брезгливо и холодно, только моя легко взволнов‹анная› играющая поверхн‹ость› радуется людям, голосам, глазам, словам. Всё трогает, ничто не пронзает, я от всего мира заграждена – Вами.

      Я просто НЕ МОГУ никого любить!

      Если Вы живы – тот кто постарается доставить Вам это письмо – напишет Вам о моей внешней жизни. – Я не могу. – Не до этого и не в этом дело.

      Если Вы живы – это такое страшное чудо, что ни одно слово не достойно быть произнесенным, – надо что-то другое.

      Но, чтобы Вы не слышали горестной вести из равн‹одушных› уст, – Сереженька, в прошлом году, в Сретение, умерла Ирина. Болели обе, Алю я смогла спасти, Ирину – нет.

      С‹ереженька›, если Вы живы, мы встретимся, у нас будет сын. Сделайте