Илимская Атлантида. Собрание сочинений. Михаил Константинович Зарубин
ночи Алексей Николаевич проснулся от жуткого треска и ритмичных ударов. Створка окна, оставленная с вечера чуть приоткрытой, распахнулась на всю возможную свою ширину, столкнув на пол книги, лежавшие на подоконнике, и от ветра билась, как крыло раненой птицы. Дом и весь участок были объяты кромешной тьмой. На улице сосны раскачивались со страшным скрипом. В отчаянном сражении с бурей, они орудовали огромными своими лапами, ударяя ими по крыше дома, словно хотели за нее зацепиться, чтобы устоять. Голые дрожащие кусты сирени распластались и приникли к земле, а клены и рябина, как неразумные потревоженные курицы, лупили своими ветвями свои же стволы. Шум ветра, нежный, симфоничный накануне, едва тревоживший тихий вечер, сейчас, наполнившись множеством обертонов, превратился в модернистскую какофонию.
Порывы накатывались нарастающими по мощи волнами. Зубов с трудом вернул фрамугу на положенное ей место, с усилием повернул ручку рамы, порадовался, что стеклопакет не треснул. Постоял у окна, рассматривая ночное безумство природы. Потом забрался в теплую постель, натянул на голову одеяло и уютно уснул. Сновидения явились сразу. Он понимал, что это сон, ну откуда здесь бескрайнее синее море. Трепетные волны набегают на берег и кокетливо откатываются назад, а по их следу остается уложенная ровным слоем блестящая галька. По кромке воды идет Машенька. Без сомнения – самая красивая девушка на свете! Ее русые волосы развиваются под легкими порывами ветра, ноги по щиколотку утопают в бархатистой прибрежной гальке. Ее девичья фигурка со временем не меняется, даже после рождения двух детей она оставалась такой же стройной, как и в шестнадцать, когда впервые они повстречались. Он наблюдает, как солнце нежно касается лица жены, лучи ласкают ее губы и щеки. Он ревнует ее и к ветру, и к солнцу, и ко всему миру, залюбовавшемуся его сокровищем. Незримая сила мешает ему подойти к ней, обнять и поцеловать во влажные сияющие губы, прижаться к ней, окунуться в запах ее духов. Преодолевая препятствия, он стремится к ней, но неожиданная вспышка света оказывается непреодолимой. И уже не Маша перед его чувственным взором, не шипучее, как шампанское, море, а гладкий потолок, обитый вагонкой. Через окно в комнату вливаются потоки бодрящего света. Зубов проснулся резко, вздрогнув от зябкости и недобрых предчувствий.
Утро победило, а снег, успевший за ночь загрести в свои ледяные объятия всю видимую округу, давал дополнительное освещение. Ветер по-прежнему подвывал, играя в обломанных ветвях деревьев, как на флейте-пикколо. Дверь на веранду оказалась подпертой сугробом, так что из дома пришлось выбираться через окно. Перепрыгивая через гребнистые обледенелые валы, проваливаясь в цепком снегу, Алексей Николаевич добрался до хозяйского дома. Подходы к крыльцу кто-то уже пытался расчищать, но снег, настаивая на своих правах, опять заполнил все отвоеванное у него пространство.
«Что же это творится-то? Зима вернулась, забыла, видимо, что-то», – не без печали подумал Алексей Николаевич.
С