Рассказы полутьмы. Marianna и другие. Мария Аркадьевна Микийчук
ноги и стал ловить закат во все глаза. Шор хотел умереть, видя свой последний закат здесь, в качестве себя самого, самой лучшей версии себя – настоящей.
Он встретил закат.
А потом встретил рассвет.
Молча, не веря, проверил: он не ошибался, конечно, он никогда не ошибался, и мир никогда не ошибался: шамуви всегда реинкарнировали в одно и то же время в один и тот же день. Его время было 11 часами вечера. А сейчас было шесть утра его двадцати девяти лет.
Он никогда ещё не встречал рассвет двадцатидевятилетним.
Так же в задумчивости он встретил Рара и других его друзей, пришедших забрать тело – это всегда была обязанность друзей, и, как ни странно, все всегда огорчались, видя своего друга мёртвым, хотя и знали, что он переродится через три дня.
– Посмотри-ка, Рар, – сказал Шор. – Я жив!
И тут он вдруг и сам понял и осознал: он жив! Он может не менять квартиру, не продавать аппаратуру, снова вернуться на любимую работу. Он жив!!! Он абсолютно и бесконечно жив – и так же абсолютно и бесконечно счастлив.
– Но как…
– Послушай, – вскочил с кровати Шор и заторопился. – Мне нужно в редакцию, попроситься обратно, вдруг они возьмут на моё место кого-то ещё!
– Кого-то ещё, – пробормотал Рар, глядя ему вслед. – Как бы не так, кого они смогут найти вместо тебя, если даже сама жизнь не отдала тебя в лапы смерти? – и посмотрел на своих ошеломлённых друзей. – Ну что… По пивку за бессмертие любви к резиновым сапогам?
Танцующий по льду
Пространство небольшого катка на Автозаводе было освещено, а снаружи уходило две рыжие дороги в разные стороны. В остальном деревья и тропинки тонули в темноте, и от этого лёд казался сияющим островом звенящей жизни.
В раздевалке остро пахло баней: свежеспиленным нагретым деревом, а потом – только зимой и наступающим Новым годом. Гирлянды на сетке, обрамляющей каток, мигали.
Сбоку, через дыру в сетке, быстро залезали какие-то очередные подростки, все в чёрной дешёвой одежде, почти одинаковых куртках. Коньки болтались у них на сгибе локтей – никто их не ловил.
Когда ты один на один с замёрзшим зеркалом под ногами, ты можешь ни о чём больше не думать. Так легко гипнотически уставиться в лезвие под чёрными ботинками и просто скользить – ты скользишь по промазанным дорожкам, меняя их очертания, завихряя фразы, взрывая ледяную крошку во время торможения.
Иисус ходил по воде – ты по воде летишь, не касаясь её.
Паша вытер ледяной пот со лба. Ещё два круга, несколько конкретных отточенных движений.
Он выписывал на льду заклинание своими ногами, аккуратно и очень точно, максимально сосредоточившись. Никаких лишних движений, привлекающих к нему внимание, не взмывать в воздух, не показывать, что он умеет. Просто мягкий поворот, просто странные немного движения, словно он встал на коньки впервые (если бы!).
Маленькая