Интервью со смертью. Ганс Эрих Носсак
шерстяные одеяла. Пока он занимался постелями, я курил, расхаживая по комнате. На стенах висели пожелтевшие картинки из журналов. Парусник, женщина в платье с очень глубоким вырезом, пейзаж города с высокими домами и громадным висячим мостом. На одной фотографии были изображены двое детей, одетых в платьица, из-под которых виднелись штанишки. Я внимательно осмотрелся, стараясь ничего не упустить.
– Ты надежно пришвартовал лодку? – спросил я.
– Ее никто не украдет, – ответил он на это. Не думаю, что он хотел надо мной посмеяться, но спрашивать дальше я ни о чем не стал, так как заметил, что он едва ли ответит мне на те вопросы, которые я, собственно, хотел ему задать.
– Ну, теперь здесь будет достаточно мягко, – сказал он наконец.
– Это твоя кровать, – добавил он и указал мне на нижнюю койку. Я хотел, однако, уступить ее ему, а сам думал лечь наверху. Некоторое время мы препирались по этому поводу. – Что ты разводишь церемонии? – спросил он. – Вспомни старую дурацкую поговорку: разве не принято уступать старшему брату мягкую постельку? – Я сдался. Я лег, а он, задув лампу, забрался наверх.
Но уснуть я не мог. Котелок на печке еще некоторое время гудел, потом гудение стихло. В печке треснуло полено. Потом наступила полная тишина. Я слышал, что брат на верхней койке не дышит. Мне показалось даже, что его там нет. Однако я промолчал.
Вдруг откуда-то из пустоты донесся громкий крик, издалека на него ответили таким же тоскливым криком.
Я подскочил на кровати и сел. «Что это?» – спросил я.
– Это птицы. Они кричат, чтобы не потеряться в темноте, – объяснил он.
От этих птичьих криков мне стало грустно.
– Здесь очень одиноко, – пожаловался я.
– Да, это правда.
– И очень голо. Я это сразу заметил.
– Здесь почти ничего не растет. Только мох. Иногда он цветет, и это по-настоящему красиво.
Через некоторое время он спросил: «Почему ты сидишь?»
Я собрался с духом и попросил: «Ты не хочешь в эту последнюю ночь поспать рядом со мной?»
– Если тебе так больше нравится, то я сейчас спущусь, – сказал он. Он спустился со своей койки и заполз ко мне под одеяло.
Койка была узкой, но так было лучше.
– Скажи мне, брат, – начал я после недолгого молчания, – почему они не послали и тебя к нашей матери? Если тебе неприятен этот вопрос, то забудь о нем, – поспешил добавить я, потому что он ответил не сразу.
– Нет, он не неприятен, – сказал он, – но мне надо подумать над ответом, чтобы не сморозить какую-нибудь глупость. Такое вполне может быть, ведь я слишком нетерпелив.
– Мой вопрос не причиняет тебе боль?
– Почему он должен причинить мне боль? Мне предназначено другое. И так как к ней идешь ты, то все в порядке. Достаточно и одного.
– Ты знаком с ней?
– Нет, я никогда ее не видел. Но тебе нечего бояться.
– Но ты знаешь о ней? – продолжал допытываться я.
– Я знаю, что она существует.
– Ты