Одержизнь. Анна Семироль
Мадам Соланж, простите, что я вам всё это…
Она кладёт ладонь ему на затылок, поглаживает.
– Сколько вам лет, Жиль?
– Пятнадцать.
– Потому всё так и болит. Вы взрослеете. Мои дети уже прошли через это, каждый по-своему. Это просто надо пережить. И постараться не потерять себя. Я знаю о вас по рассказам мужа. Вы сильный и непростой мальчик, Жиль.
– Ты спроси, что этот сильный и непростой мальчик принял, – мрачно бросает Канселье, заходя на кухню в одном полотенце. – И зачем его к блядям понесло. А, всё равно не ответит. Иди мойся, крысёныш чёртов!
И уже прикрывая за собой скрипучую дверь тесной ванной, Жиль слышит, как Соланж спокойно и твёрдо обращается к мужу:
– Если есть в тебе хоть капля совести – не доламывай, а помоги подняться. А не можешь этого – хотя бы помолчи.
Жиль сидит в ванне, пока вода не становится холодной. Замывает пятна рвоты на штанах, натягивает мокрое на себя. Да, неуютно, но терпимо. Не зима же. И хотя бы не воняет больше. Таким не стыдно и к мадам Канселье вернуться.
– Вот, совсем другое дело! – радостно восклицает Соланж, когда Жиль несмело заходит в кухню. – Завернитесь пока в плед, погрейтесь. Мы с Артюсом сейчас придумаем, как сделать вам кровать, и вы поспите.
– Спасибо. Мне не надо, – качает головой подросток. – Я же уличный, привык спать сидя. Можно я у окна стул займу? Мне будет удобно, честно.
– Лучше помоги дверь с петель снять, – ворчит Канселье, в клетчатой домашней рубахе совсем не похожий на грозу азильской преступности.
– Зачем дверь? – удивлённо приподнимает бровь Жиль.
– Положим на стулья – будет кровать. Так, жена, иди в спальню, мужики сами управятся. Юный свин, ты поддерживаешь, я снимаю?
Вместо ответа Жиль ставит стул к окну, садится, подобрав ноги, оборачивает себя пледом, облокачивается на спинку и закрывает глаза.
– Ну… спи уж, упрямец, – разводит руками Канселье и выключает свет.
Утром позёвывающий хозяин дома спускается в кухню и застаёт жену с ножницами в руках: Соланж стрижет Жиля перед зеркалом. Канселье удивлённо рассматривает коротко подстриженный затылок, тонкую мальчишескую шею, чёлку, укороченную с одной стороны до середины щеки, и вопрошает:
– Э-э-э… косичку-то не жалко? Соланж, чего это вы решили?
Косичку Жиль сворачивает и убирает в карман. Избегая смотреть в зеркало, поднимает взгляд на Канселье:
– Больше не крысёныш. Вот так вот.
– Ну-у-у… как вести себя будешь, – не теряется начальник полиции.
– Доброе утро, Артюс. Мы решили, что Жиль из дома не убегал, а просто сходил подстричься, – спокойно отвечает мадам Канселье. – Ну, пожалуй, и всё. Завтракаем?
Час спустя электромобиль Канселье мчит, погромыхивая, в направлении Ядра. Жиль сидит рядом с водителем, привычно молчит и смотрит в окно. Память безжалостно возвращает его к вчерашним событиям, раз за разом заставляя то краснеть, то бледнеть.
– Что-то ты совсем неважно выглядишь, – замечает Канселье. – Не спал ночью?
– Не