А с утра на работу. Анна Маринченко
ложки
Я наливаю чай и кладу ложку. Чай давно пью без сахара – диабет не позволяет, но ложку кладу в стакан непременно. Крохотные ложечки, чуть больше кофейных, но меньше чайных. Не знаю, как такие называются, я зову их чайными. Выцветшая позолота на черенке, истончившаяся от времени шейка, блестящий на солнце мельхиор черпака. Этим ложкам лет семьдесят, я помню бабушкины рассказы о том, как она стояла за ними в очереди несколько часов, и ей не хватило. А потом дед подарил такие на 8 Марта. С дедом они вскоре развелись, дед уехал в другую республику СССР, завел новую семью. А его подарок остался.
Бабушка вынимала их из серванта по праздникам, перемывала в тазике теплой воды с мылом, бережно вытирала полотенцем. И всегда завешивала окно в кухню в такие дни, чтобы не выгорели на солнце. К этим ложкам доставали широкие чашки с крупными цветами, а еще пекли блины. По блинам расползалась сметана, создавая сказочную белую шапку. Блин превращался в айсберг, который медленно выползал из общей тарелки на мое блюдечко. Теперь можно было взять ложку и создать на сметанном айсберге сахарную верхушку. Затем блин сворачивался в рулетик и отправлялся в рот.
Сегодня я достаю эти ложки, аккуратно ищу, куда их пристроить на столе, чтобы на них не падало солнце. Дети бурчат, что я опять вожусь с мытьем посуды руками, а не складываю в посудомойку. Теплый металл отзывается в ладони бабушкиным прикосновением. Стоит лишь поднести к глазам нежную вязь рисунка, как перед глазами встает огромный стол под вишней на улице. Скатерть немного кособочит красными крестиками узора – ее вышивала тетка на уроках труда в школе. И бабушкин голос доносится из летней кухни:
– Чашки-то, чашки красивые доставайте. И ложечки мои не забудьте!
Я выставляю на стол тарелку с блинами, достаю банку сметаны, проверяю, полна ли сахарница. Зову за стол детей, благо их сегодня много – приехали все братья с семьями. Когда чайные ложки разложены, происходит чудо: кухонный стол в квартире удлиняется. На той его стороне скатерть, расшитая красными крестиками, падающие с вишневого дерева листочки, а главное – люди, все живы, все с нами.
Волки, кариес и надежда
– Нет, так дальше жить нельзя! – Женя перевернулась на живот и отложила книгу. – Вот смотри, идёт волк ночью по лесу – голодный, конечно, – а тут ты ему навстречу. И что делать?
Я потрогала ее лоб, а затем понюхала стакан.
– Так я и знала! Кола была разбавлена!
– Ага, – радостно согласилась подруга, доставая солнцезащитный крем из сумки. – Была, конечно. Кстати, ром ещё остался, тебе плеснуть?
– Жень, мы в Анапе, какие волки? Максимум, ящерица.
– Я так, образно. Вот смотри, идёшь ты по лесу, а на тропе медведь или там кабан. Что делать?
– Молитвы читать! Ну, реально, бегать я не умею, на дерево тоже не заберусь. Закрою глаза, вспомню свою грешную жизнь, если успею.
– Милка, ну почему ты такая скучная? – Подруга выплюнула косточку от абрикоса и выудила из сумки персик. – Я ж тебе о великом, о том, что даже в безнадёжности всегда есть надежда. Вот