Круги на воде. Яна Ткачёва
время никого не щадит. Время отбирает воспоминания безжалостно, словно палач равнодушно рубит голову с плеч. Безвозвратно. Мара больше не ходила за мной по вечерам, и я научилась сама возвращаться домой. Впервые назвала избу у погоста домом. Я еще раз произнесла это слово. С тревогой мелькнула мысль, что я не смогу гостить здесь вечно. Когда-то же придется уйти.
Я не имела представления, куда могла бы отправиться. Мое место было рядом с ним. Я не желала никакой другой жизни. И боль не ослабевала и не становилась легче. Раньше, в деревне, я часто говорила родственникам усопшего, что время сровняет боль, восполнит пустоту потери и станет легче. Но оказалось, что это ложь. Боль никуда не уходит. Просто учишься жить вместе с ней.
Я сбивчиво посчитала в уме. День весеннего равноденствия давно позади. Значит ли это, что скоро мне намекнут уйти и жить своей жизнью дальше? Они прогонят меня? Я боялась думать об этом и не находила смелости спросить прямо у Мары и Калена, сколько еще могу оставаться у них. Они молчали, и я, в свою очередь, трусливо избегала этой темы, хотя неизвестность была мучительной.
Еще через одну луну Мара удивила нас. Это случилось поздно вечером, когда Кален пил травяной отвар и смотрел в окно, думая о чём-то своем. Я лежала на скамье и наблюдала за Марой, разводившей в печи огонь.
И тут она сделала нечто поразившее даже меня. Отдернув руку, она проворчала «Проклятая горячая кочерга!» своим нежным музыкальным голосом, а сама кочерга с грохотом упала. Кален уронил кружку, вздрогнув, и развернулся на скамье, глазея на Мару с открытым ртом. Не надо далеко ходить, чтобы выяснить, от кого она понабралась. Я резко вдохнула, ожидая от него гнева. Я научила его милую подругу грязно выражаться.
Мара повернулась, безошибочно находя незрячими глазами Калена, и я увидела в уголке ее губ озорную ухмылку. Они замерли – девушка с хитрым выражением на лице, а парень – в недоумении приподняв брови. Я зажмурилась, не желая смотреть на их молчаливый диалог. Это просто нечестно. Она даже не может видеть его, но они всё равно делают это довольно часто. Застывают напротив друг друга, даже не касаясь. Разговаривая без слов. Это было настолько личным, настолько больным…
Кален хмыкнул. Мара залилась звонким смехом, заставив меня широко раскрыть глаза. Она хохотала, закинув голову, Кален сдержанно смеялся в ответ, и вдруг… левая часть моих губ поползла вверх, растягивая лицо в ставшую непривычной улыбку. Это натяжение мышц и всего тела было слабым, но всё же достаточным, чтобы края моей рваной раны, затянувшейся бурой коркой боли, лопнули – освобождая следом за смешком всхлип, а потом еще и еще. Через несколько мгновений я тряслась и рыдала, а Мара сжимала меня маленькими руками в перчатках, гладя по голове и напевая уже знакомую колыбельную. Так полились слезы.
9. Год 43 от Великого Раскола
Теперь я плакала почти постоянно. Любое событие, даже самое незначительное, вызывало бурю эмоций и потоки слез. Они лились, лились, лились. Казалось, это не прекратится никогда. Опухшими глазами я наблюдала за