Аномироники. Наследник. Ольга Прокопьева
не балуй, а во-вторых гордился, как все удивлялись его таланту исчезновения и появлению в самых неожиданных местах и своих секретов не раскрывал.
Папа прервал его только один раз: когда, кое-что вспомнив, залез в самый нижний ящик стола и достал оттуда кулёк самых разных конфет, за который Дима моментально взялся, отчего его рассказ стал ещё непонятнее.
По окончанию рассказа папа покачал головой:
– Ну и ну, ну и приключения. Но я надеюсь, ты усвоил урок?
Даже несколько уроков: не убегать от мамы, не прятаться в багажнике, не лезть в мимикриков, не лишать своими выходками папы работы.
И как он предчувствовал, осталось самое ужасное ― извинятся перед мамой.
– Вот и хорошо. Я тебя наказывать не умею, а вот мама с удовольствием возьмётся, – подтвердил папа его мысли. – Чай допил? Пора нам домой.
Порывшись по карманам, он нашёл мобильный телефон.
– Сейчас позвоню Атаманше и она нас подбросит, – пояснил он, набирая номер. Сообразил, что сказал и весело поправился: – Тьфу ты, я этого от тебя набрался: Атаманша, Журналюга… Может мне тебя со всеми, наконец, нормально познакомить? Они же, небось, и не подозревают, как ты их называешь.
– Нее, – протянул Дима, подсовывая кружку к её сестрицам и украдкой вытаскивая из пакета ещё несколько конфет, – так будет уже неинтересно.
Отзвонившись Атаманше, они, вместе с бдительными воробушками, спустились по лестнице для запасного выхода, которая когда-то принадлежала старой части здания и потому ей никто из университетских не пользовался, – как и все тайные и боковые ходы и комнаты университета, в которых обосновались параэкологи из охраной фирмы «Гусар». Старая часть была особенной, что-то в себе таящей, не то, что выхоленные коридоры со строгими аудиториями и большими портретами всех когда-либо обитавших здесь профессоров и ректоров. Знали бы эти напыщенные обыватели, что их собственный ректор вычищенному паркету своего кабинета предпочитает пыльные и опасные катакомбы под зданием! Потому Дима папой нещадно гордился.
Да и все портреты академиков университета, не стоили одного-единственного портрета «Резиденции» – зато какого! Это был портрет Евы и Макса. Они были скромными людьми, и, как переехали сюда, перевезли сюда и свой полутораметровый портрет. Он висел между третьим и вторым этажом, занимая всю стену, а чтобы не оставался незамеченным, он подсвечивался снизу двумя не гаснущими маленькими прожекторами. Макс сидел в настоящем кресле Аль Капоне, из его тюремной камеры, хотя и Ева и Макс находились в другом месте ― более дорогом, с тяжёлыми красными шторами на заднем плане. Макс был одет, как гангстер ― даже с той самой гангстерской шляпой, а во рту у него была коричневая сигара. Изящная Ева сидела на подлокотнике в обтягивающем чёрном платье с лисьей шкурой на плечах, которая своей рыжиной подчёркивала красные волосы Евы. У Евы были самые настоящие красные волосы! И кстати, было видно как шкура