Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! (сборник). Майкл Иннес
с постели для предъявления обвинений в убийстве.
Поунолл говорил уверенно и, несмотря на внешнюю холодность, даже страстно. «Почти уверенно, – подумал Эплби, – как человек, говорящий правду». И все же Поунолл, столь решительно защищаясь, совершил ошибку. А Эплби, полагаясь на интуицию, подкрепленную опытом, догадался, что Поунолл знал о своей ошибке. Он считал, решил Эплби, что знать об убийстве Амплби необходимо для того, чтобы объяснить свою панику и манипуляции с ковром. Поэтому он и сочинил историю, что он об этом догадался. Поступив таким образом, Поунолл загнал себя в элементарный психологический тупик. Ему следовало просто держаться версии, что он был напуган случившимся и действовал, чувствуя опасность, исходившую неизвестно откуда. Он совершил ошибку, которую не исправят разговоры о рассуждениях и выводах. И профессор это знает.
Эплби спросил:
– И вы не подняли тревогу?
Упоминание о Чикаго стало первым шаром, сбившим Поунолла с толку. Теперь последовал второй. И ученому мужу понадобилось несколько секунд, чтобы отбить его.
– У меня были связаны руки. Уж если я, сбитый с толку кровью и, признаюсь, по огромному недомыслию уже поработал тушью, я не осмелился рискнуть и сделать еще один шаг. Сокрытие пятна крови стало результатом некоего панического приступа страха. На следующий вечер он повторился, когда я продолжил манипуляции с ковром. И все время, мне кажется, я чувствовал, что лучше пойду на виселицу, нежели признаюсь в этом.
Этот субъект умел отступать: он знал, чем и когда поступиться. Они все умели… Вот это дело! Эплби вдруг ощутил некое потрясение от мысли о том, какое чисто интеллектуальное наслаждение он может получить от расследования этого жуткого убийства, для которого не было видимых причин. Он вспомнил, о чем думал, когда в темноте расхаживал по Епископскому дворику. Тьма и тишина, являвшие собой дух этого места, вызвали у него какую-то странную горечь. Горечь оттого, что он вернулся в знакомые места как инструмент карающего правосудия. Затем горечь сменилась гневом. Он вспомнил, как коснулся резного камня арки и ощутил некое незыблемое постоянство. Нечто, что было до нас, что бытует здесь, пока наша эпоха, как это красочно расписал Титлоу, в ужасе катится к своему краху. Нечто, что пребудет здесь после нас. Он вспомнил тусклый свет над аркой Суррейского дворика, ясно пробивавшийся сквозь мрак и туман, и как поклялся вышвырнуть прочь бесцеремонного пришельца. И вот Эплби снова один на один с загадкой: доставляющая откровенное удовольствие интеллектуальная игра.
И все же было невозможно до конца подавить в себе один эмоциональный элемент – чувство долга. Почему это профессор расселся здесь и хладнокровно рассказывает байки, когда речь идет о жизни и смерти? Неужели он взял револьвер и прострелил Амплби голову? В конечном итоге, зачем ему весь этот идиотизм? Эплби почувствовал легкое раздражение и позволил себе пойти чуть дальше.
– Скажите, мистер Поунолл, а ваши наблюдения включали в себя время, когда произошли эти интереснейшие