Государственный палач. Сергей Сибирцев
четвертый
Я спешил тогда на фирму совсем в нерабочем настроении. Вместо того чтобы настроить себя на соответствующую значительную волну – ведь предстоял обстоятельный разговор с государственным Лицом (почти моим коллегой по ночному Ордену), – мои мысли носились в каких-то невообразимо былинных годах, в них я жил в возрасте самом цыплячьем…
Дело в том, что в свободное от службы время я предаюсь самым интеллигентским упражнениям – сочиняю детскую беллетристику и предлагаю в различные печатные органы. Что-то, в конце концов, публикуется, что-то возвращается, порою попросту теряется, что вполне естественно и даже оправданно, особенно если автор (то есть – я) куда-то запропастился, вместо того чтобы еженедельно досаждать вежливыми инквизиторскими телефонными напоминаниями о своей все еще живой особе.
В гонорарных ведомостях расписываюсь со всей дрожащей непосредственностью и милой б л а г о д а р н о с т ь ю, как добропорядочный профессиональный сочинитель, живущий исключительно на все те, даже незначительные, гонорарные крохи, которыми обязаны делиться со мною, автором издательские служащие, получающие за свою титаническую редакторскую службу сущие пустяки, да и то не всегда или мизерными частями, в связи с объективными (все время наступающая на пятки малограциозная инфляция) обстоятельствами и полнейшим беспределом на издательском олимпе.
Впрочем, в некоторых мною весьма уважаемых и почитаемых литературных кругах мои сочинительские упражнения пришлись как бы даже ко двору, их выпускают в свет достаточно скоро и не корежат авторский стиль-текст редакторскими топорами-правками. Разумеется, и гонорар соответствующий званию как бы своего автора.
Несколько раз настоятельно просили фотографию, чтобы читатель удостоверился, что имеет дело со вполне живым и симпатичным молодым господином, носящим такие трогательно-изящные усы и бородку, такие умные, с печальной поволокой глаза…
К этим замечательным писательским глазам, усам и бородке овальное земское пенсне в хрупкой золотой оправе – и вылитый Антон Павлович Чехов, во всем своем благородном русском очаровании.
– Дмитрий Сергеевич, бросьте вы свою девичью таинственность! Чтоб завтра же явились ко мне с фотографией, слышите! Нас читает не непременно детский контингент, нас прежде всего читают родители. Родители желают знать своего любимого автора. Вы меня слышите, Дмитрий Сергеевич? Я понимаю автора, который имеет, которого природа обрекла носить внешность… Вот, пожалуйста, взгляните на это лицо. Этот человек стал гениальным сказочником. Да, да, это великий Андерсен. Так вот, даже ему я бы отсоветовала… Лицо даже необыкновенного сказочника не должно быть необыкновенно отталкивающим. Уж поверьте мне. Несите же!
Я верил, что Агриппина Силантьевна разбирается на профессиональном уровне в мужских физиономиях, достоинствах их и слабостях. Я предполагал, что приятные во всех отношениях мужчины являются истинной и естественной слабостью моей