Рождённый в Бирюковке, или Жизнь на полшестого. Гаянэ Павловна Абаджан
его пропёрло:
– Я читаю. Заметно, что ты очень ранима и добра, свою уязвимость прячешь за иронией, я тебя помню. Почему ты решила написать? Мне очень трудно тебя читать. Никуда не деться от любви, от которой никуда не деться. Никуда не деться от того, что я вижу тебя через бинокль моей души. И ничего не знал, не мог и не сделал. Я – не самый лучший твой читатель. Но понимаю, как будто оголённым нервом каждое твоё слово, и даже, кажется – слышу твой голос.
– Надеюсь хоть у тебя все замечательно, – перевела я тему, потому что про "голос" просто так слышать не могу, всегда всплывает: "Голос его любовницы был тот же, что и в девяносто девятом году, перед открытием парижской выставки. Но, войдя в комнату и сжимая веки от света, Ипполит Матвеевич увидел, что от прокурорши не осталось и следа.
– Как вы изменились! – сказал он невольно. Старуха бросилась ему на шею".
– Я начала писать, – уже привычно отрапортовала я теперь ещё и Толику, после всех, спросивших об этом до него, – Потому что давно не работаю, и мне захотелось занять свой ум. Но я понимаю, что ограничена в темах. Попробовала разные, а эта вроде сформировалась в закругленную форму.
И я, наконец, отреагировала на его рассказы про "была великолепна" и "никуда не деться". Это в конце концов было уже смешно:
– Если я тебе нравлюсь, то можешь жениться хоть сейчас. Ну, или куда-нибудь пристроить моё сочинение на крайняк,– моя утилитарность всегда была двигателем к действию.
– На крайняк. У тебя такой мощный луганский говорок, шо я аж ховаюсь, прячу своего кутёнка, ем тормозок и вешаюсь на тремпеле. а вот жениться – это интересно.
Да нет у меня ничего , милая Гаянэ, – продолжал в своём духе Толик, – ни дома , ни кола ни двора. Только репутация и добрые друзья. Я живу по всему миру, с миром в душе и простым бродягой. Мне некуда привести жену. Возможно ты встречала таких как я. У меня даже Украинского паспорта не осталось, но есть Канадский.
– Родители твои как? – вернулся на лирическую ноту Толик, – Мама, Папа? Живы, здоровы? Помню их. Ваш дом был для меня – бродяги островком добра и любви.
Толик ушёл в глубокую лирику, но я ещё не всего Есенина прочитала, чтобы такое могло меня смутить или заинтересовать.
– Вот шикарно. Мне канадский паспорт замечательно подойдет, – по клавишам била уже только моя утилитарность: "сделай что-то, что бы в этом можно было поверить", – У меня любимые люди в США, и я бы смогла к ним так пробраться. Я сама такая же, как и ты. Хотела пойти работать, потому что у нас звездец творится, выслала за две недели сорок резюме, но мне лишь два раза ответили, что не готовы пригласить, – пятьдесят пять, и они дальше уже и не читают.
И тут Толика прорвало. Практически он почти пел:
– А я сейчас в Китае, милая. Была жена в Канаде – отняла дом, машину и опустошила банковский счёт. Потом исчезла, и я два года не знаю, где она, и даже развестить не могу. Её просто нет. Надо нанимать детектива, адвоката, а на это денег хоть и есть но жалко. Хорошо хоть детей с ней нет. Ну и как я могу жениться, дорогая?
Я уже поняла, что Толик "не подаёт", но он продолжал:
– Был