Связующая магия. Ольга Баумгертнер
и крыши, пропускающие свет в залы. Внешние стены очищены и покрыты тонким слоем серой мраморной штукатурки. Теперь обитель похожа на серую жемчужину среди разбитых вокруг нее садов. Деревца молоды и цветут пока пустоцветом. Но зато вся обитель пропитана их нежным ароматом. Это радует и успокаивает нас, поскольку мы все пытаемся прижиться друг с другом. Произошло много конфликтов, но они пока мирно разрешались, и их становится меньше. Всем нам пришлось учиться сдержанности. Я все время думаю о тебе и ломаю голову, как ты умудрился прожить со светлыми магами целых два года». Тут я ощутил явную насмешку Ретча и невольно улыбнулся. «Пожалуй, потолкую насчет этого с Гастом. Все-таки он большой зануда, когда дело касается морали. Забавно слушать его, когда он начинает ставить в пример тебя. Когда, можно подумать, я не знаю своего родного племянника лучше его».
Здесь уж я не выдержал и рассмеялся. И мне так страстно захотелось увидеть ухмылку Ретча, которая без сомнения образовалась на его лице, когда он писал эти строки… увидеть Гаста и ощутить его крепкое рукопожатие… увидеть малыша, прижать его к себе и… Мой смех резко оборвался, и я, стиснув зубы, упал на Шэда, зарывшись лицом в его густой гриве. Связующая книжка выпала из рук, а разбуженный Шэд удивленно заворчал, умудрился вывернуть шею и добраться языком до моего лица. Я выпустил его и, дрожа, закричал в утренние бездушно-белые облака на бледном небе.
– Ненавижу тебя! Ненавижу!
Я опрокинулся навзничь на мокрую от росы траву, ощущая под ладонями ее острые жесткие края и холодную влагу. Я и сам не знал, кому предназначался мой крик – то ли Игниферосу, то ли его мертвому брату. То ли им обоим. Но ту боль, которую я испытывал, я никогда бы не забыл и никогда не простил бы… Шэд, испуганно приникнув к земле, прижимая уши, подполз ко мне, осторожно прошелся языком по моей руке, а потом опять добрался до щеки.
– Все хорошо, Шэд, – прошептал я, охватив его за шею одной рукой и трепля другой косматую голову.
Я поднялся и, разведя костер, взялся за приготовление завтрака. Заварил травяной чай из найденных неподалеку душистых трав, съел немного зачерствевшую булку и несколько кусочков мяса, засоленного, таявшего на языке, с жемчужными прожилками сала. Шэд пасся неподалеку. Солнце между тем, наконец показавшееся из-за холма, разогнало утренние сумерки и тени. Роса понемногу испарялась, заструившись тонкими ручейками тумана с пригорка, на котором мы остановились на ночлег. Где-то в покрытых высокими травами холмах звонко запели птицы, переливчато перекликаясь друг с другом. Я достал щетку, подозвал Шэда. На ухо ему уселась стрекоза, поблескивающая сапфировым хитином. Он мотнул головой, отгоняя ее, и замер, зажмурившись в золотых, чуть затуманенных утром лучах. Я вытянул руку, и синяя нитка уселась на бугорок ладони, вращая огромными сине-зелеными глазами и блестя чуть подрагивающими от ветерка хрупкими прозрачными крылышками.
– Похожа на тех, что водятся на заливных лугах неподалеку от Мидла, – пробормотал